Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Их что подразделяли на охотников и прочих?
– Да, охотничье братство на Урале тогда было особенно крепким. Здесь ведь богатейшая природа, множество всякой дичи. Именно в среде охотников сначала забили тревогу. Больше всего было найдено трупов в местности вокруг горы Терентьихи, а также в чаще между Монбланом и Ицылом.
– Есть точная статистика, сколько и где?
– Нет, только воспоминания охотников. Знаете, в Златоусте живет одна удивительная семья! Вам с ними обязательно следует познакомиться. Потомственные охотники, от прапрадеда к прадеду, ну и так далее. У Глазьевых фамилия неспроста такая, у них в роду все меткими стрелками были. Но самое замечательное в том, что каждый из них вел дневник, в свое время.
Шакулин пытливо уставился на папку директора музея, пытаясь определить, могут ли в ней находиться те самые дневники Глазьевых. Нестеров перехватил направление взгляда чекиста.
– Нет, что вы, Сергей Анатольевич! Эти дневники хранятся у них дома, в семье. Но я их внимательно изучил, и выписал все необходимые сведения за те годы, когда происходили непонятные события.
– Ну, хорошо, и что же дальше? – весь вид Шакулина выражал его желание поскорее перейти обратно к повествованию о происшествиях прошлых лет.
Нестеров продолжил:
– В охотничьей среде в те времена ходил один упорный слух, что в таганайских лесах завелся оборотень – огромный полуволк-получеловек. Поговаривали, что некоторые даже видели его издалека, причем опять же у Ицыла или Терентьихи.
– Валерий Викторович, у вас в кабинете есть карта?
– Карта Таганая?
– Да.
– Конечно есть, я что-то сразу и не догадался ее раскрыть. – Директор музея выскочил из-за стола. – Хорошо, что вы напомнили, у меня есть очень подробная карта здешних мест, именно Таганая, от Златоуста до Миасса.
Нестеров извлек из шкафа бумажный рулон.
– Вот, смотрите-ка, – проговорил он, после того как они вдвоем нависли над большим полотном карты.
– Так, а из Глазьевых, этого оборотня кто-нибудь встречал?
– Чуть позже об этом. В дневнике Алексея Глазьева, который жил в начале девятнадцатого века… Это прадед Владимира Глазьева, нынешнего из Глазьевых, – решил уточнить директор музея. – Говорится о том, что друг Алексея, встречал на Старых вырубках страшное уродливое животное, с виду похожее на большого волка, ходящего почти как человек.
– Фантастика! – без эмоций проговорил Шакулин. Он уже заметил, что, общаясь с Листровским несколько дней, стал часто вести себя так же, как и он, крайне сдержанно и настороженно. Но сейчас не это больше всего занимало голову лейтенанта. А тот факт, что существо, которое описывается в дневнике Алексея Глазьева, и с которым якобы встречался на Старых вырубках один из охотников того времени, потрясающе смахивает по описанию на ужасного волка-переростка с получеловеческим строением тела, запечатленного на черно-белых фотографиях по делу «Уральского оборотня» 20-х годов нынешнего века. Шакулин пока не знал, имеются ли у директора музея сведения об операции ВЧК по уничтожению уральского оборотня, все-таки она была секретная, поэтому решил временно не обозначать своих текущих мыслей, а лучше продолжить слушать Нестерова дальше. – Чем же все тогда закончилось, Валерий Викторович?
– Да вот ничем. Как-то странно все закончилось.
– То есть?
– Последний раз, вот так, беспричинно пропал в лесах один рабочий с завода в декабре 1817 года, как писал в дневнике Глазьев. И на том – все. Больше ничего подобного на веку Алексея Глазьева не случалось.
– В смысле, оборотня так и не подстрелили?
– Нет, никто и не пытался на него охотиться. Говорили, что он абсолютно не восприимчив к обычным пулям.
– Ну, да. Я слышал, что по оборотням серебряными пулями постреливают, – иронично ухмыльнулся Шакулин.
– Там не до серебряных пуль было. Никто вообще не верил, что волка возможно убить. Нечистая сила! Чудище! Вы же понимаете, какие раньше поверья существовали? Тем более, здесь, в глубинке, в лесах. Тут столько историй тебе расскажут, что напрочь пропадет всякое желание в горы заходить и в чащи пускаться!
– Ну, ясно. Получается, что три года тогда продлилась эпопея с оборотнем. – Шакулин тут же вспомнил еще две вещи. Первое – до того, как полуволка уничтожил отряд ВЧК в 1924-м, он хозяйничал в местных лесах где-то три года, как раз. Второе – если сейчас они с Листровским тоже имеют дело с оборотнем, то срок пока маловат, всего два года. Неужели ждать еще как минимум один?
– На самом деле, почти четыре года, – подвел итог Нестеров.
Оба немного помолчали. На улице разыгралась настоящая буря. Небо полностью скрылось в темно-серой пелене, ветер с силою склонял крепкие тополя, стоявшие в ограде музея. Периодически слышались хлопки дверей и окон, закрывающихся от сквозняка.
– Вот погодка-то, а! – заметил Нестеров. – А ведь так хорошо с утра было!
– Да, это точно, – согласился Шакулин. – Как бы еще ливень не пошел. Тогда я у вас надолго останусь.
– Не переживайте, товарищ лейтенант, сейчас только четыре часа дня. А такие бури у нас обычно пролетают быстрее метеора. Уляжется через час-другой.
– Хотелось бы верить, – Шакулин поднялся со своего места и прошел к столу директора взглянуть на листы из папки. – Вы позволите, Валерий Викторович?
– Конечно, конечно, смотрите, – отозвался Нестеров, который, стоя у окна, наблюдал за превратностями стихии.
Шакулин стал перебирать бумаги, внимательно оглядывая их содержание.
Нестеров решил продолжить:
– Но дальше – еще интереснее.
Шакулин поднял голову. Директор музея вернулся обратно к столу, взял с него другую стопку бумаг и, плюхнувшись в стул для посетителей, перешел к следующей главе своего рассказа.
– Шел уже 1878 год. Отмечу сразу, что больше никаких подозрительных случаев в период с декабря 1817-го по 1878-ый, не было. И вот, в октябре 1878 года, на группу охотников, которые шли вдоль течения Малого Киалима… – Нестеров быстро показал на карте небольшую реку в глубине Таганая. – … Набросился огромный неказистый с виду зверь с волчьей пастью, но при этом прямоходящий.
– Сколько их было? – тут же прореагировал Шакулин.
– Людей было четверо. И один из них – Иван Глазьев, сын Алексея Глазьева. Правда, Ивану тогда уже шестьдесят стукнуло, но это отношения прямого не имеет. Главное, что он стал