а второй обхватывая меня за талию так собственнически, что у меня, кажется, дар речи пропал. – У тебя планы на сегодня есть?

– Н… нет.

–  Тогда я бы выпил кофейку. И желательно в приятной компании. Пойдем?

Я немного замялась и растерялась. Особенно сильно думать связно мешала горячая ладонь Дамира на моей спине, тяжесть которой я ощущала даже через кофту и куртку.

– Вы знаете, – начала бубнить неуверенно, – нам вообще-то при приеме на работу говорили, чтобы мы даже и не смотрели в сторону постояльцев, – кое-как пытаюсь собрать гуляющие слова в связное предложение. – Если вдруг кто-то из руководства увидит меня и… и вас, то… В общем, неправильно это вот все! – пожимаю плечами, сдаваясь под его насмешливым взглядом, в котором черти водят хороводы. – Вот вам все смешно, а меня с работы могут выгнать  и жалобу в универ написать.

– Никто тебя не уволит, снежинка. И кляузы в универ твой катать тоже не станут, насчет этого можешь даже не переживать.

– Откуда такая уверенность?

– Считай, я твоя фея крестная.

– Фея крестная была женщиной.

– Значит, фей, – парирует тут же Дамир, легонько подталкивая рукой за собой.

– У вас нет волшебной палочки.

– Что? – в первое мгновение опешил мужчина, а потом медленно по его лицу поползла хитрая улыбка. – Ну, почему же нет? Есть… Ева, – говорит мужчина загадочно. И только тут до меня доходит, что я только что ляпнула. Глаза против воли поползли вниз по телу мужчины в черном горнолыжном костюме, а мозг услужливо подкинул картинку той самой “палочки”, представшей в первый день во всей своей “красе”.

– И, кстати говоря, колдовать ей я умею просто фантастически. Жаль, ты не помнишь, – добавляет самоуверенно Дам, а я все, я снова как факел. Буквально чувствую, как медленно, сантиметр за сантиметром краснеет все! Язык мой – враг мой.

– Я не это… то есть… божечки… – просипела я, а Дамир, напротив, искренне и от души расхохотался волнующим все фибры души низким смехом.

– Ева, в наше время нельзя быть такой милой.

Что? Милой? Он считает меня милой, а не глупой?

Но спросить не успеваю, мужчина говорит:

– Давай уже, хватит болтать на морозе, снежинка. И так вся красная, – касается подушечкой указательного пальца кончика моего замерзшего носа Дам. – Пойдем, отогревать тебя будем, снежная девочка.

– А если я растаю? – бубню тихонько.

– Я не позволю, поверь, – говорит и уверенно тянет меня в одному ему известном направлении.

Так мы и оказываемся в небольшой кафешке. Очень уютной и теплой. С деревянными столиками и стульчиками, видом на горнолыжные спуски, сверкающими на окнах гирляндами, и ароматами кофе и свежей выпечки, витающими в зале.

Дамир, как настоящий джентльмен, отодвигает мой стул и забирает куртку, вешая на крючок напольной вешалки. Непривычно и странно. Чувствуешь себя сразу кем-то важным и значимым, а на самом-то деле… эх.

Так, Ева, таять нельзя, помнишь? Нужно придумать, как от него сбежать.

– Что пьешь из напитков? – улыбается, мужчина. – Кроме коктейлей, конечно.

Вот долго он меня будет подкалывать и припоминать тот злосчастный вечер?

– Какао, – выдавливаю, чувствуя себя не в своей тарелке. Хорошо, что тут хоть народ есть и мы не наедине в его огромном шале. И он одет. И очень даже прилично.

Сделав заказ у кассы, Дамир на ходу снимает куртку и, уложив ее на диванчик, приземляется напротив меня. Будничным жестом приглаживает разметавшиеся короткие темные волосы и сжимает пальцы в замок. А я сижу и снова, как маньячка, ловлю каждое его движение.

На нем свитер под горло глубокого темно-серого цвета, но по вязке я понимаю, что он ни грамма не купленный. Слишком большие стежки, и с какой-то особой любовью связан, что ли. Я неосознанно протягиваю руку, пробегая пальцами по плечам мужчины, касаясь вязаной шерсти. Да, точно! Это шерсть, но такая нежная и уютная, что хочется в ней утонуть.

– А кто вам вязал его? – задаюсь вопросом, спускаясь пальцами к широкой мужской груди, да тут же поняв, что творю, отдергиваю руку от мужчины.

– Мама. Она нас всех обвязывает с ног до головы, – смеется Дамир, и от его слов становится тепло на душе. – Только вот попробуй отказаться взять, – вздыхает. – Впадешь в немилость.

– Это же здорово, – взгрустнулось тут же, и я понимаю, что моя мама могла бы так же вязать вещи или… я ведь даже не помню, какой она была. А вдруг она тоже шила или вязала? А может быть, она, как и Дам, умела кататься на лыжах? Может, они вместе с папой умели? И с ними я бы тоже могла…

Но далеко в свои горькие мысли уйти не получилось, нам принесли заказ. Расставив его на небольшом столике, официант тут же удалился, снова оставляя нас с мужчиной одних.

– Вы сказали “нас всех”. У вас есть братья или сестры? – обхватываю  ладонями горячую чашку какао, поверх которой щедро рассыпаны маршмеллоу, и с наслаждением вдыхаю манящий шоколадный аромат.

– Я так понимаю, снова просить тебя обращаться ко мне на “ты” бесполезно, снежинка? – говорит Дамир, заставляя вскинуть на него взгляд.

Ну, а что я скажу, если оно – это “ты” и “вы” – само по себе скачет? Правильно, ничего. Поэтому просто пожимаю плечами, улыбнувшись.

– Нет, я один ребенок в семье. Я имел в виду меня и отца. Иногда дальнюю родню балует своими свитерами да варежками, но говорит, что вязать на мужчин своей семьи ей приятней, – замолкает, делая глоток, по-видимому, черного кофе и добавляет:

– Она у меня женщина с характером. И вы с ней чем-то похожи, снежинка.

– Это хорошо или плохо?

– Я пока не понял, – ухмыляется мужчина.

– Ой, точно! – спохватилась я, залезая в карман куртки. – У меня же еще печеньки есть, – шарю рукой и вытягиваю две симпатичные бумажные коробочки, те самые, что подарила мне странная женщина из кондитерской. И даже не думая, одну из них протягиваю Дамиру.

Мужчина странно, на меня посмотрев, принял угощение. Покрутил коробочку в пальцах, еще больше удивившись, и только когда он разломал печеньку и вытянул оттуда маленькую, свернутую в трубочку бумажку, я вспомнила, что это была за сладость! Предсказание же!

У меня вспыхнули