щеки. Но отступать уже было бессмысленно.

“Отдашь печенье суженному” – отдала, Ева, блин!

Дамир, слегка нахмурив брови, пробежал глазами по бумажке и, посмотрев на меня, кивнул:

– Ну, а ты чего не вскрываешь? – спросил, пряча в карман бумажку.

Пришлось отмереть, разрывая коробочку.

– А... что у тебя было написано? – задаю вопрос, потому что мне действительно любопытно. Тем более реакция мужчины  немного странная. В его глазах будто промелькнуло сиюминутное понимание. Словно он в этой глупой бумажке нашел ответ на какой-то одному ему известный вопрос. – Покажешь?

– Нет, – откидывается мужчина на спинку стула, запивая печеньку кофе и не отводя от меня взгляда.

– И не расскажешь?

– Потом как-нибудь обязательно расскажу, – загадочно улыбается. – Давай, Ева, твоя очередь.

Меня же съест любопытство, в самом деле!

Но мужчина отступать не намерен, и тогда я решаюсь, вскрываю свою печеньку. Вытаскиваю из нее бумажку, отчего-то трясущимися пальцами раскручивая и читая стандартное, совершенно типичное предсказание:

“Пришло время закончить старое и начать новое”.

И как это понимать?

– Ну, что там у тебя, снежинка? – спрашивает Дамир, подавшись вперед. А я торопливо комкаю бумажку и прячу ее в карман куртки. С глаз долой, как говорится. И одариваю мужчину довольной улыбкой:

– А вот когда вы покажете свое, тогда и я покажу свое. И вообще, вы правда верите во все эти глупости? Предсказания, загадывание желаний, гадалок и прочее.

– А почему нет? Хочешь сказать, что ты не веришь?

– Никому и ничему нельзя верить, – выдаю моментально. Грустно это все, но факт. – Все врут, – говорю и понимаю, что смысл сказанного-то понятен лишь мне одной. – И уж тем более какие-то печеньки.

Дальше разговор сворачивает на более отвлеченные темы. Мужчина воодушевленно рассказывает истории из своей жизни, связанные с лыжами и путешествиями в горы, а я слушаю его, чуть ли не развесив ушки и понимаю, что ведь у него уже за плечами целая жизнь! Длинная, насыщенная, полная приключений жизнь. Тогда как я, а что я могу ему рассказать? Как езжу на метро от дома до универа и обратно? Или как зубрила учебники все старшие классы, только чтобы поступить на бюджет? Наверное, именно в этот момент я начала осознавать, какая между нами огромная проспать, и это не только разница в возрасте, но и статусе, положении, да и вообще…

Как только я допиваю какао, выловив последнюю мармеладинку, Дамир поднимается со своего места. Говорит не терпящим возражений голосом:

– Пойдем, – и протягивает мне руку. А я, даже не раздумывая, вкладываю свою ладошку в его огромную и такую теплую, что меня снова обдает жаром.

– А куда?

– Учиться кататься.

И все, больше ни слова.

Дамир помогает мне надеть куртку, натягивает мне на голову шапку и, одевшись сам, уверенно ведет за собой вон из кафе, в сторону магазинчика с вывеской “прокат”.

Я семеню следом за мужчиной, крепко вцепившись в его ладонь и кусая губы, пытаюсь подобрать слова, чтобы его отговорить. Внутри просыпается жуткий страх. Я же снова выставлю себя глупой дурочкой перед ним и еще перед десятком катающихся туристов! Неуклюжим бегемотом с несгибаемыми конечностями. И, тем не менее, где-то рядом со страхом в сердце загорается искорка любопытства.

– Может, все-таки не стоит?

– Стоит.

– Ты… вы же видели, какой неуклюжей я могу быть!

– Ты на себя наговариваешь, снежинка.

– И все же...

– Не трясись, воробышек, я с тобой.

– Это же будет убийство! – все-таки не отстаю и пытаюсь вразумить этого громилу, но до него, походу, совершенно не доходит, что Ева и координация – вещи несовместимые.

– Обещаю, к концу вечера все останутся живы! – смеется Дам, а прокат все ближе и ближе.

– Ну, нет! – заканчивается мое терпение. – Я не буду, я не хочу! – как маленькая, чуть ли не прыгаю около него, продолжая канючить.

– Попробуешь только. Я же не убился за столько лет, – выдает мне безапелляционный ответ.

– Так у вас, наверное, был отменный учитель!

– А чем я тебе плох? – останавливается так резко, что я врезаюсь в него со всего ходу.

Оу-ч! Да что же ты такой твердый? Потираю ушибленный лоб.

– Перед тем, как так резко тормозить, предупреждайте, – пыхчу я, на что он снова улыбается чуть ли не с мальчишеским задором в глазах.

Ну, все, сдаюсь. Больше я не говорю ни слова, потому что это просто-напросто бесполезно. Так мы оказаваемся в небольшом отделе проката с достаточно широким ассортиментом спортинвентаря, где мне подбирают яркий горнолыжный костюм, очки, шлем, перчатки и, самое главное, крутые лыжи с ботинками и палками. Все, Ева, уже не отвертеться, похоже.

– Боже! У меня ведь даже нечем заплатить, – вдруг спохватилась я, когда Дамир терпеливо шнуровал мне ботинки, присев на колени у моих ног.

Я ловлю его взгляд снизу вверх так волнующе близко и обжигающе горячо, что мое дыхание сбивается, а сердечко, бедное, пускается вскачь. Да что же я такой странной делаюсь в его присутствии? Так недолго и тахикардию заработать.

– Я с тебя денег спрашивал? – говорит тихо, но так внушительно, что мурашки табуном проносятся по телу, приподнимая волоски на руках.

– Нет, – еле слышно выдаю я.

– Тогда в чем вопрос? – продолжает делать шнуровку мужчина.

– Так как же я с тобой расплачусь? Это же, в конце концов, что за благотворительность такая?

– Ева, лучше помолчи, – грозно на меня взглянув говорит Дам.

Ладно, прикусила язык и наслаждаюсь.

После, когда наша экипировка закончена, Дамир в одну руку подхватывает наши лыжи, а второй берет меня за руку.

На улице тем временем уже начало темнеть. Но тут такое освещение, что на часы даже поглядывать нет желания.

– Только не суетись и не паникуй, –  звучит ровно его голос, когда мы подходим к подъемнику.

Не суетиться и не паниковать? Ха. Коленки уже дрожат, поджилки трясутся, и руки ходуном ходят. Но Дам – сама скала. Он помогает мне застегнуть лыжи, шлем и сам  проделывает то же самое.

– А сейчас садимся, – и помогает мне сесть на подъемник, который подъехал и на котором мы практически сразу стали подниматься, набирая высоту.

– Мамочки-и-и... – зажмурилась я от страха, закрывая ладонями лицо и стараясь хотя бы дышать.

– Боишься?

– Угу, –