Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты где сейчас?
– Там, куда вы меня послали, – коротко ответил он, и Мирослава поняла, что Миндаугас не один и разговаривать с ней сейчас ему не с руки.
– Морис, загляни, пожалуйста, во двор Гульковой и спроси там жильцов, не видели ли они молодую женщину с белым шпицем.
– Хорошо. Я нахожусь поблизости. Это всё?
– Пока да.
Мирослава представила галантного утончённого Мориса в окружении давно не мытых, кое-как одетых мужичков и улыбнулась. Но она тут же вспомнила о способности Миндаугаса перевоплощаться и находить общий язык как с элитой общества в виде учёных и деятелей искусств, так и с торговым людом, нуворишами и теми, кто ночует в подвалах и теплотрассах.
Вернувшись домой. Мирослава занялась поливкой, рыхлением и мульчированием зацветших роз. Мобильник она предусмотрительно положила на скамейку. Когда он зазвонил, она сняла перчатки и взяла телефон в руки.
– Да, солнышко, – проговорила она, увидев высветившийся номер Мориса.
– Я в больнице, – сказал он.
– Что?! – испуганно воскликнула Мирослава, едва не выронив из рук мобильник.
Миндаугас что-то пробормотал по-литовски. Мирослава догадалась, что он чертыхнулся и перешёл на русский:
– Извините. Я забыл сказать, что я здесь по нашему делу.
Мирослава выдохнула.
– Со мной всё хорошо, – быстро проговорил он. – Я звоню, потому что не знаю, как мне поступить.
– В смысле?
– Я узнал, что один из бездомных бедняг попал под экскаватор.
– Что?
– Он что-то увидел в раскопанной яме, по его мнению, ценное, кинулся, чтобы схватить это нечто и тут его задело ковшом экскаватора. Добрые люди вызвали «Скорую» и его увезли в больницу.
– Почему же другие бездомные не сказали об этом полиции?
– Они этого не знали. Мне сказал дворник-таджик.
– Как он себя чувствует? Я имею в виду пострадавшего.
– Сейчас ему лучше. Я уговорил сестричку разрешить мне поговорить с ним.
Мирослава улыбнулась, для неё не было ничего удивительного в том, что Морис околдовал медсестру. При желании он мог бы уговорить её полететь с ним на Луну, а не только пропустить его в палату к бездомному.
– И что он тебе сказал?
– Сначала его ответы были уклончивыми, но через десять минут мы с ним подружились, и он не только сознался в том, что нашёл в мусорном баке связку ключей, но и согласился отдать мне ключи за энную сумму. Однако я подумал о том, что изъятые таким образом ключи перестанут быть уликой.
– Ты подумал совершенно верно. Я сейчас позвоню Шуре, и он пришлёт оперативников. Ты подготовь к этому своего нового друга, – проговорила она с лёгкой иронией, – и отдай ему те деньги, что обещал.
– Хорошо. Пойду готовить его к приезду полиции.
Не утерпев, Мирослава спросила:
– А что же он увидел в яме?
– Не поверите! Старый сплющенный самовар.
– Стоило ли из-за него рисковать жизнью?
– Не знаю.
Мирослава отключила связь и сразу же перезвонила Шуре. К счастью, она застала его на месте и изложила ему ситуацию, не давая себя перебивать возмущёнными, даже негодующими возгласами.
– Я сам поеду! – заявил Наполеонов.
– Молодец, Шура! Возьми ситуацию под свой контроль, – одобрила Мирослава. – Кстати, не срывайся на оперативников.
– Каких оперативников? – не понял он.
– На тех, что опрашивали бомжей, это ни к чему хорошему не приведёт. Они, конечно, должны были опросить не только их, но и дворников.
– Вот именно! – вклинился Шура.
– Промой им мозги вежливо.
– Да уж! – Мирослава услышала, как следователь стукнул кулаком по столу.
– Не кипятись. Бери оперативников и езжай.
– Ладно уж, – проворчал он, – на этот раз голову им отрывать не буду. Но всё равно сделаю втык.
Мирослава не стала с ним препираться. Он следователь. Ему виднее.
Прекратив разговор с Наполеоновым, Мирослава позвонила Морису:
– Жди. Шура приедет сам.
– Когда?
– Скоро. У тебя ко мне всё?
– Почти. Мне после общения с полицией придётся заехать ещё во двор Гульковой, чтобы справиться о женщине со шпицем, как вы просили.
– Да, сделай это.
– А вы достаньте из камеры форель и вымойте картофель, который я отложил.
– Картофель поставить варить?
– Нет. Я буду его запекать.
– Чистить не надо?
– Нет.
– Ладно. – Она отключила связь. Стряхнула перчатки и не стала заново их надевать, отправившись в сторону сарая.
Дон спрыгнул со скамейки и мяукнул.
– Ты чего? – спросила она.
Кот потрогал оставленный ею на скамейке мобильник.
– Вот, – сказала она укоризненно, – был бы ты собакой, взял бы аппарат в зубы и понёс в дом.
Дон презрительно фыркнул.
– Ладно, не сердись, – сказала Мирослава примирительно, – сейчас уберу лейку и грабли и возьму телефон.
Морис вернулся только в шесть вечера. Поставил в гараж машину, минут двадцать пять пропадал в душе, потом отправился на кухню.
Мирослава к этому времени уже заварила свежий чай и нарезала вчерашнюю ватрушку с творогом и изюмом.
– Спасибо, но есть некогда.
– Даже и не думай! – погрозила она ему пальцем. – Пока не закусишь, я ничего тебе делать не дам.
– А отчёт о проделанной работе, когда вы от меня ждёте?
– Расскажешь устно, пока будет готовиться ужин.
– Договорились, – сказал он и вонзил зубы в ватрушку. Говорить ей о том, что он здорово проголодался, Морису не хотелось.
Она села напротив него и тоже стала жевать ватрушку. Один кусочек Мирослава положила на окно для кота, и Дон составил компанию хозяевам.
Допив чай, Морис занялся рыбой. Мирослава тем временем тихо сидела на диване, Дон устроился рядом с ней.
– И чем вы там занимаетесь? – спросил Морис, не оборачиваясь.
– Наблюдаю за мимикой твоей спины.
Он фыркнул:
– Ничего не скажешь, хорошее занятие. А вы не хотели бы заняться делом?
– Только не проси меня почистить лук, – сердито проговорила она.
– Не буду.
– Тогда чего тебе надобно, старче?
– На столике возле дивана лежит книга.
– Не вижу…