Среди ночи Офелия проснулась и обнаружила, что амурные парочки на берегу разошлись по домам, а луна побледнела. Ветра не было, и она уловила в воздухе легкий запах, запах духов, который шел от мягкого черного пальто Ренко, человека, утверждавшего, что он никогда не был одержим.

Офелия ушла, не дожидаясь рассвета, и, как только она закрыла за собой дверь, Аркадий стал ждать, что Луна заберется по фасаду или проползет по вентиляционной шахте. Он не то, чтобы не доверял Осорио, он не мог понять ее. Зачем ей проводить ночь на алюминиевом стуле с одним из самых нежеланных русских гостей на этом острове, оставалось для него загадкой. Если только она не работала в тандеме с Луной и не использовала возможность попасть в квартиру. Если это так и было, то в мире не существовало замков, которые могли бы ему помочь.

К восьми часам утра Малекон превратился в залитую солнцем театральную сцену. Мальчишки бродили, согнувшись в тени дамбы в поисках оторвавшихся рыболовных лесок. Мужчины открывали коробки с самодельными крючками и грузилами для продажи. Велосипеды катились мимо — отцы крутили педали, мальчишки сидели на руле, мамы с младенцами на багажнике — целое семейство чудным образом размещалось на этом транспортном средстве. По-прежнему не было только сержанта Луны.

Аркадий спустился вниз, но не вышел на улицу, а постучал в дверь Эрасмо, специально избегая попадать в ритм с музыкой, грохочущей из гаража. Наконец Тико открыл дверь и провел его в жилую часть квартиры Эрасмо с подпиленным столом и кроватью.

— Эрасмо здесь нет, — Тико был в своем рабочем комбинезоне, автомобильная камера висела на плече, в руке банка тропиколы.

— Ты говоришь по-русски?.. — прокричал Аркадий, пытаясь перекрыть радио.

— Говорю, — Тико сказал это, будто только что с удивлением обнаружил в себе эту способность. Он был одного возраста с Эрасмо, но время пощадило его волосы — они остались темными и густыми, как мех, на лице не было морщин или складок, которые остаются от жизненных переживаний и треволнений, лицо мальчика у мужчины среднего возраста.

— Ты не против, если я выйду на улицу через гараж?

— Не против. Ты сможешь выйти, но не сможешь вернуться, гараж закрыт.

Аркадий раздвинул бамбуковую занавеску. Тико не соврал. Двери гаража были закрыты, джипы припаркованы бампер к бамперу.

— Гараж закрыт, — сказал Тико, — потому что Эрасмо не хочет, чтобы я продавал машины без него.

— Я не хочу тебя беспокоить. Все, что мне надо, это выйти через заднюю дверь… — «И не попасться кое-кому на глаза», — подумал Аркадий.

— Эрасмо с китайцами. Он с китайцами.

— В самом деле? С какими китайцами?

— С мертвыми китайцами. Он там будет целый день, и я держать рот на замке.

— А где мертвые китайцы?

— Рот на замке…

— Понимаю.

— Мне не нужно было открывать дверь.

— Ты всего лишь проявил вежливость, — Аркадий выудил из кармана пальто карандаш и расправил клочок бумаги на капоте.

— Ты можешь написать?

— Я умею писать, как и все остальные.

— Ты мне ничего не говори, только напиши, где я могу найти Эрасмо и китайцев.

— Они мертвые, вот в чем дело.

— Ну, что ж, — пока Тико писал печатными буквами, Аркадий спросил наудачу: — Ты знаешь, где Монго?

— Нет.

— Может быть, тебе известно, что случилось с Сергеем?

— Нет, — Тико вернул бумажку с озабоченным выражением лица. — Ты собираешься пойти к Эрасмо прямо сейчас? Если ты пойдешь к нему прямо сейчас, он поймет, что это я.

— Нет, не сейчас, позже.

— А куда ты идешь сейчас? — лицо Тико просветлело.

— В яхт-клуб «Гавана.

— А где он.

— В прошлом. — Аркадий посмотрел на карту.

Он вышел из дверей гаража и прошел с полдюжины домов по боковой улочке прежде чем повернуть на Малекон. Набережная Малекона стала узнаваемой, рычащие грузовики, мальчишки, выпутывающие застрявшие в прибрежных камнях сети, тощие собаки, обгладывающие плоские тушки чаек. Внимание патрульного на углу было полностью поглощено девчонками-тинейджерами, погрузившимися на тележку, прицепленную к велосипеду. Луны не было видно.

В руке Аркадия была стертая на изгибах карта Гаваны, выпущенная издательством «Тексако» 40 лет назад, ее он прихватил в квартире Приблуды. На ней обозначался Президентский дворец и американское посольство, кубино-американский жокей-клуб и беговой трек, магазин «Вулворт» и загородный клуб «Билтмор» — все эти признаки исчезнувшей Гаваны. Не то чтобы город потерял свою сюрреалистичность. Дома на Малеконе сохранили признаки самых разнообразных архитектурных фантазий: греческие фронтоны с мавританскими колоннами и осыпающиеся стены с геральдическими символами в поблекших розовых и голубых тонах. Венеции затопление только угрожало. Гавана выглядела затонувшей и поднятой со дна морского.

Аркадий был поражен тем, насколько Гавана оставалась такой же, как и на карте сорокалетней давности. Он прошел мимо огромного здания отеля «Националь» и стеклянной башни отеля «Ривьера», — и тот и другой «популярное место отдыха американцев», согласно сноскам на карте. Neumaticos накачивали автомобильные шины на заправочной станции «Тексако», в прошлом бывшей «службой пожарной безопасности».

У Аркадия ушло полтора часа, чтобы пройти по Малекону, пересечь реку Альмендарес с маленькими лодочными станциями и зловонными сточными трубами и направиться на запад, следуя по Мирамару мимо фамильного дома Эрасмо и ступенек, на которых исчез Монго. Он в любой момент мог взять такси, зная, что добрая половина проезжающих мимо машин счастлива подхватить голосующего и получить пару американских долларов. Но он не хотел переместиться в прошлое на автомобильной скорости, он намеревался погружаться туда шаг за шагом.

В самом конце района Мирамар он подошел к перекрестку с круговым движением с некогда стоявшей здесь заправкой, стадиону, где раньше был беговой трек, и яхт-клубу «Гавана», если верить карте Приблуды.

Это место не из тех, куда забредали случайные прохожие. Кроме него здесь вообще не оказалось других пешеходов. Машины объезжали круг и мчались дальше по своим неведомым делам. Только человек, специально разыскивающий что-то, мог заметить узкую дорожку, огибающую королевские пальмы и бегущую вдоль лужайки к классическому белому особняку с колоннами и величественными двойными лестничными маршами. Особняк был словно окутан молчанием покинутого правителем во время переворота колониального дворца. Завоеватели оставили место действия, первые признаки упадка отражались в разбитом окне и выпавшей местами черепице на коньке крыши. Над фронтоном центральных ворот вырезан вымпел с изображением корабельного штурвала. Кроме шороха пальмовых листьев на ветру ничто не нарушало тишину. Легко было представить себе позирующую на ступенях особняка элиту Гаваны. Да он уже видел все на фотографии в доме Эрасмо.