– Как думаете, не могли бы вы найти для меня какую-нибудь сухую одежду?

– Герти, Герти…

Макса вызвали в комнату ясновидящей примерно через четыре часа после того, как его жена погрузилась в транс.

Герти по-прежнему лежала на мате, сфокусировав остановившийся взгляд на свастике, изображенной на потолке, в то время как Девья стояла рядом, нервно сжимая пальцы.

Фрау Райтер тоже была еще здесь; она выглядела немного изможденной, но вполне расслабленной. Она переживала за свою подругу, но при этом испытывала удовлетворение, поскольку во время медитации ей открылось, что доктор Фоллер на самом деле учил крокодила играть на тромбоне, чтобы исключить потребность в чернокожих музыкантах. На следующее утро до нее все-таки дошла вся нелепость такой идеи, но в тот момент галлюциноген еще играл в ее крови и такое объяснение загадочных экспериментов в маленькой странной лаборатории казалось фрау Райтер логичным.

Возле Герти находился доктор, проверявший показатели состояния ее организма. Пульс прощупывался и даже был очень частым, тогда как дыхание стало слабым и поверхностным.

– Что тут произошло? – спросил Макс, встревоженно склоняясь к жене.

– У нее случился странный забавный припадок, – ответила Девья, которая на самом деле пыталась разбудить обеих женщин добрых три часа.

Фрау Райтер достался относительно легкий мазок галлюциногенной мази, в то время как губы Герти Девья смазала пару раз: уж очень ей хотелось, чтобы та обрела запоминающийся опыт, о котором могла бы рассказать своему мужу. Такого эффекта Девья не ожидала и, разумеется, не желала.

Когда она пробовала эту мазь на себе, то испытывала очень приятные ощущения, как будто медленно плыла по реке. Именно тогда Девья впервые увидела Гандхарву – получеловека-полуконя, явившегося ей из-за облака.

– Я пыталась привести вашу супругу в чувства с помощью ведической медицины, – пояснила она.

– А потом сдались и послали за настоящими специалистами, – вспылил Макс. – Прочь с глаз моих, тупая великосветская стерва!

Макс удивился самому себе. Он никогда прежде ни с кем так не разговаривал и даже не подозревал, что может сорваться. Даже несмотря на тревогу за Герти, ему стало стыдно за свои слова.

Девья, действительно шокированная грубостью его лексикона, растерянно огляделась по сторонам, ища, куда бы податься. Был час дня, она находилась в собственной комнате, и идти ей было некуда. Поэтому Девья присела на валик, который подкладывала под голову, когда спала, и подумала, что при следующей встрече с унтерштурмфюрером Дорфманом нужно будет сказать ему, что уход за крокодилом должен быть образцовым.

– Герти, Герти! – снова позвал жену Макс и повернулся к врачу. – Вы пробовали уколоть ей адреналин?

– Ее сердце сейчас бьется со скоростью сто семьдесят девять ударов в минуту, – ответил тот. – Такой укол может ее убить.

Макс смотрел на врача пустым взглядом. Фоллер не мог связно думать, не мог даже сосредоточиться на том, что нужно делать, чтобы помочь больному человеку, – а ведь именно этим он занимался более десяти лет. Он настолько любил эту женщину, что врач в нем куда-то исчез и Макс вдруг превратился в растерянного маленького мальчика, который просит маму не умирать.

– Учитывая частый пульс, думаю, тут может помочь фенобарбитал, – предложил врач.

– Может помочь барбитал, – эхом повторил Макс, беспомощно потянув жену за руку, как будто уговаривал ее не делать глупостей.

Врач вставил шприц во флакон и набрал лекарство.

– Хм, – буркнул он, что-то показывая Максу.

– Что?

– Поднимите ей юбку, пожалуйста.

Макс поднял юбку Герти и приспустил трусики, обнажив ягодицу, куда можно было бы сделать укол. Врач ввел седативный препарат, и пульс женщины постепенно нормализовался.

– Герти, – снова сказал Макс, – Герти, вернись к нам! Не уходи, детка, не уходи, ты слишком дорога мне. Ты единственная не даешь мне сойти с ума. Ты моя вера, мой разум, ты для меня все. Остальное не имеет для меня значения. Я люблю тебя, Герти! Ох, Герти, вернись, вернись…

Он уже рыдал. У Макса никогда не было амбиций. Он никогда ни во что не верил. Вместо того чтобы жить полной жизнью, он стоял на обочине и посмеивался над усилиями остальных. Единственный человек, над которым он никогда не насмехался, была Герти. Она была воплощением всего хорошего в этом мире, без нее не было радости, не было вообще ничего. Кроме этой любви у Макса ничего не было, и он чувствовал себя бессильным, глядя, как смысл его жизни тает на жестких плитах каменного пола.

Страшный шум волчьего нападения утих, и теперь Герти как будто куда-то падала; такое ощущение бывает, когда ты задремал и внезапно проснулся, – небольшой провал в сознании, словно оно покатилось вниз, миновав горбатый мост, – но только тянулось это долго и, казалось, никогда не закончится. Однако потом все-таки закончилось.

И теперь Герти очутилась в по-настоящему странном месте. Ей показалось, что это небольшой амбар с грубыми деревянными стенами и соломенной крышей. Внутри было очень дымно, и ей трудно было дышать. Источником этого дыма был горевший в центре амбара открытый огонь – Герти еще подумала, что это, должно быть, очень опасно. В крыше зияло отверстие, что-то вроде трубы, но, видимо, оно не слишком хорошо справлялось с ролью дымохода. Это помещение не было похоже на то, которое Герти видела, когда на нее бросился волк. «Это что-то другое», – решила она.

В дыму двигались какие-то люди, но с ними было что-то не так. Там были немецкие солдаты, современные и в военной форме времен Первой мировой войны, однако присутствовали и враги, томми[23] в униформе цвета хаки или красных мундирах. Герти пыталась рассмотреть их подробнее, однако различить лица в таком дыму было невозможно.

Затем она заметила у огня какую-то фигуру. На низком табурете с тремя ножками сидела прекрасная женщина. Это была синеглазая блондинка, наряженная в великолепный красный сарафан, надетый поверх красивого бледно-голубого платья; обнаженные руки были украшены массивными, золотыми и серебряными браслетами. Сарафан на плечах был пристегнут двумя большими золотыми брошами тонкой работы, а на шее женщины красовалось прелестное ожерелье, Герти таких еще никогда не видела. В нем сверкали все драгоценные камни, какие только можно было себе представить, – бриллианты, изумруды, рубины, гранаты и сапфиры. Герти вдруг подумала, что здесь присутствуют все краски, какие можно увидеть в горящем городе. Эта мысль показалась ей странной, потому что пылающих городов она не видела ни разу в жизни.

Дама улыбнулась Герти и жестом пригласила ее присесть на второй табурет рядом с ней. Герти подумала, что ее лицо кажется ей знакомым.