Таким образом, если центральные державы желали получить хлеб в результате своего «хлебного» мира, то они должны были сами достать этот хлеб.

Впрочем, после заключения мира и сами украинские уполномоченные не скрывали безвыходного положения своего правительства и открыто обратились к Германии с просьбой о поддержке. Для меня было ясно, что мы не можем игнорировать этой просьбы. Мы сказали «а» и должны были теперь сказать «б»; мы признали законность украинского правительства и заключили с ним мир; мы обязаны были, следовательно, позаботиться, чтобы мир, который мы провозгласили, действительно осуществился, а поэтому в первую очередь должны были поддержать правительство, заключившее с нами мир.

Вследствие этого наши войска вступили на Украину. Наступление, главным образом по железнодорожным путям, быстро продвигалось вперед; тем не менее мы во многих местах встречали сопротивление. Большевистские банды, наступавшие для занятия Украины, оказывали нам сопротивление, но наиболее ожесточенные бои происходили с чехословацкими дивизиями, с которыми мы впервые пришли в соприкосновение. Однако сопротивление было повсюду сломлено, и наступление проведено по всей Украине до степей Донской области.

Сначала австро-венгерские войска медлили присоединиться к нашему наступлению.

Австро-венгерское правительство желало мира и прекращения боев и неохотно дало себя убедить, что при данных условиях мир невозможен и что, прежде всего, если Австрия желает иметь хлеб, который ей еще нужнее, чем Германии, то она должна достать его себе сама. Поэтому мы начали это наступление одни, но вскоре нашему примеру последовали и австрийцы, и тут даже началось не лишенное трений соревнование в стремлении к достижению крупных целей. В то время как Киев бесспорно попал в сферу германских интересов, австрийцы завладели Одессой и примыкающей к ней железной дорогой.

Одно из условий мира с Советской Россией касалось, конечно, возобновления дипломатических сношений. За это время я достаточно узнал большевиков, чтобы правильно оценить опасность, которую могло бы создать для Германии большевистское посольство в Берлине и учреждение таковых же консульств как центров большевистской агитации. Да большевики ни на минуту и не скрывали, что их цель – мировая революция и что первым шагом к ней они считают революционизирование Германии. Для пропаганды они пользовались всякой возможностью; попытался же известный Радек, один из членов мирной делегации, раздавать нашим солдатам агитационные листки из окон вагона. Поэтому я настойчиво предостерегал против допущения большевистского посланника в Берлин; я высказал свой взгляд Верховному командованию и предложил, пока война еще не окончена, выбрать ставку командующего Восточным фронтом как место пребывания для обоих посольств, германского и русского. Здесь я имел бы возможность обуздать слишком энергичную деятельность господина Иоффе. Прежде всего можно было бы помешать его слишком близкому общению с германскими коммунистами. Насколько мне известно, Верховное командование попыталось провести мое предложение, но оно натолкнулось на противодействие нашего Министерства иностранных дел.

Криге, начальник юридического отдела этого министерства, клятвенно уверял всех в благородстве Иоффе и горел желанием продолжить с ним в Берлине переговоры, начатые в Брест-Литовске. События, к сожалению, показали, что опасения мои были справедливы. Статс-секретарь Зольф допустил, чтобы ящик с пропагандой «разбился» слишком поздно, и, так сказать, запер хлев тогда, когда корову уже украли.

С окончанием германского продвижения на Украине прекратилась и вообще вся военная деятельность командующего Восточным фронтом, так как маленькие стычки с большевистскими бандами не причиняли никаких серьезных забот. Не занимали и административные дела всего свободного времени у меня и у моего штаба; к тому же генерал Людендорф постепенно все сокращал поле деятельности командующего Восточным фронтом. Так, в Киев был назначен генерал Тренер для создания там германско-украинского сырьевого и закупочного общества. Предприятие это на бумаге казалось блестящим, но на деле дало относительно мало результатов.

Преувеличила ли в свое время украинская делегация количество имевшегося на Украине зерна, или крестьяне спрятали весь свой хлеб, – этот вопрос, вероятно, никогда не будет разрешен. Мне кажется, что вернее последнее. Как бы то ни было, нашему закупочному обществу не удалось открыть сколько-нибудь значительных запасов. Я думаю, что мы добились бы лучших результатов без такой большой центральной организации, если бы мы просто-напросто предложили торговцам-евреям доставить нам зерно на основе свободной торговли. Возможность влияния на политические события в Киеве у командования Восточным фронтом была также отнята. Оно нисколько не повлияло на падение прежнего правительства и на водворение гетмана Скоропадского.

Вопрос об управлении прибалтийскими губерниями разрешился так же, как и на Украине. И тут командованию Восточным фронтом в самой любезной форме предложено было не вмешиваться в дела управления, а 8-й армии было поручено привести в исполнение планы Верховного командования. Новый начальник штаба этой армии, подполковник Франц, пользовался особым доверием генерала Людендорфа.

Бесполезно критиковать германскую окраинную политику, так как позднейшие события аннулировали все, что мы предполагали сделать на востоке. Мне хочется лишь заметить, что лично я не сочувствовал идее отнятия у России Прибалтики. Россия как великая держава – а такой она всегда была и останется – не может долго примиряться с тем, чтобы Рига и Ревель, представляющие из себя как бы ключи к ее столице, Петербургу, были у нее отняты. Также и в количественном отношении немецкое население Лифляндии и Эстляндии не так велико, чтобы оправдать управление этими окраинными государствами немцами.

1 мая 1918 года командование Восточным фронтом переехало в Ковно, куда было опять переведено и административное управление. На южной части фронта делать нам больше было нечего, а для внутреннего управления было, конечно, желательнее снова соединить части штаба вместе. Тем временем, до начала марта, совершалась перевозка всех боеспособных частей войска с Восточного фронта на Западный. Впервые за все время войны Западный фронт имел численный перевес над противником. Теперь перед генералом Людендорфом встал тяжелый вопрос: должен ли он использовать этот перевес в целях большого решительного наступления, и если должен, то в каком месте и каким образом? Большие наступления Антанты на западе, которые всегда велись с огромным количеством войск и снаряжения, не считаясь с крупными потерями, никогда не увенчивались решительным успехом; поэтому некоторые наши полководцы держались того мнения, что и наше наступление не будет иметь серьезного значения.

Имея в тылу мирно настроенную Россию, из которой изголодавшиеся центральные державы могли бы извлекать продовольствие и сырье, можно было прийти к заключению не начинать на западе наступления, но выжидать, чтобы инициатива наступления исходила от Антанты. Но этой предпосылки как раз и не было. Слухи, шедшие из России, с каждым днем становились все печальнее; там происходили всякие ужасы, убийства многих тысяч образованных и имущих людей, разбой и кражи, – междоусобица, исключавшая всякую возможность возобновления правильных торговых сношений. Таким образом, для того, чтобы вступить на вышеуказанный «выжидательный» путь на Западном фронте, следовало сначала создать на востоке условия, открывающие возможность снабжения центральных держав продовольствием и сырьем.