— Что-то быстро они горят!

Напоследок она оглянулась на приют. Больше ей там не бывать. Она лишилась места, приобрела свободу, и ей было так страшно, что она была готова истерически захохотать.

* * *

Они поехали в мотель, где остановилась Эриел Матер. Оррин спал на заднем сиденье все в том же позорном больничном халате, повиснув на ремне безопасности.

— Надо будет его переодеть, — сказала Сандра.

— Кажется, Эриел привезла ему из Рейли одежду.

Мимо них пронеслась в противоположном направлении машина, и Сандра решила, что это Конгрив, хотя уверена не была. Несколько минут она мстительно фантазировала о том, как Конгрив узнает от Джека Геддеса и медсестры Мередит неприятную новость.

— Я захватил его тетрадки, — сказал Боуз. — То-то Оррин обрадуется получить их назад!

— Я прочла то, что ты мне прислал. Это еще не все?

— Есть еще немного.

— Тебе все еще нужно мое мнение?

Он с любопытством покосился на нее.

— Мне интересно все, что ты скажешь.

— В какой-то момент ты считал этот документ уликой.

— Было дело. Наверное, ты еще не дошла до соответствующего места.

— Но вопрос-то не в этом, верно? Главное, правда ли все это.

Он засмеялся, но она заметила, как крепко он сжал при этом руль.

— Брось, Сандра! Как это может быть правдой?

— Сам знаешь.

— Ты решила, что Оррин общается с духами из будущего, отстоящего на десяток тысяч лет?

— Держу пари, ты тоже ломал над этим голову. Там есть выразительные подробности, которые можно попробовать проверить. Это даже мне доступно. Взять хоть Эллисон Пирл, уроженку Шамплейна, штат Нью-Йорк. Только совершенно нелюбопытный человек не поинтересовался бы, действительно ли такая существует. Тебя нелюбопытным не назовешь.

— Принимаю комплимент.

— На самом деле в телефонной книге Шамплейна Эллисон Пирл нет.

Он уже не улыбался.

— Ты проверяла?

— И Пирлов там кот наплакал. Эллисон среди них нет, зато есть семья с дочерью, носящей это имя.

— Ты им звонила?

— Да.

— Они сказали, что я тоже им звонил?

— Да, но все равно спасибо, что сознался.

— Оррин или тот, кто это написал, вряд ли выдумал все эти имена: Турк Файндли, Эллисон Пирл. Я спрашивал миссис Пирл, не знает ли она Оррина и Эриел Матеров или похожих на них людей.

Это не приходило Сандре в голову.

— И что она?

— Нет, она никогда о таких не слышала. Но это еще ни исключает связь. Оррин мог набрести на имя «Эллисон Пирл», услышать его от соседа, дальнего родственника, мало ли от кого… А может, это простое совпадение.

— Это возможно?

— Смотря с чем сравнивать. С вероятностью того, что Оррин путешествовал во времени? Насколько мне известно, у него на счету всего одно путешествие — из Рейли в Хьюстон на автобусе компании «Грей Хаунд».

— И нам в этом никогда не разобраться?

Он молча пожал плечами.

1

В первые недели после первого столкновения Вокса с машинами гипотетиков я часто ловила себя на том, что тихонько повторяю свое имя — Эллисон Пирл, Эллисон Пирл, — прислушиваюсь к этим слогам, звукам, смакую их в гортани и на языке.

Когда я еще была Эллисон, мне попалась книга про человеческий мозг, и я прочла ее запоем. Из нее я узнала про «нейронную пластичность», то есть про способность мозга к перестройке под влиянием окружающих изменений. Это свойство мозга и позволило мне быть Эллисон Пирл. Оно же сделало возможным присоединение живого мозга к лимбическому имплантату. У мозга огромная способность к адаптации, вот в чем все дело.

Услышав от Турка, что он вызвался вставить себе имплантат, я изобразила удивление. На самом деле это с самого начала было ключевым элементом нашего плана. Но, помня о скрытых датчиках Сети, я обязана была почувствовать себя преданной, вступить с ним в спор. Так и было: я спорила с ним, рыдала. Все очень убедительно разыграла. Убедительно, потому что на девяносто процентов искренне. Я не сомневалась в его храбрости, но совершенно безупречных планов не бывает. Меня заранее пугало, каким он может стать.

«Чего только ни случается!» — справедливо записала однажды в своем дневнике настоящая Эллисон. До чего верные слова! Вот пример: в тот самый день, когда Турку вставляли «узел» — может, как раз тогда, когда его вкатили в операционную, — меня навестил Айзек Двали. И ему не составило никакого труда разоблачить мои тайные намерения.

* * *

Я знала из выпусков новостей, что Айзек поправляется поразительными темпами. Теперь за его успехами следил, затаив дыхание, весь Вокс-Кор. Он оставил далеко позади Турка, сделавшись именно тем, кем по замыслу основателей города должен был стать кто-то из Посвященных, — живым мостиком к гипотетикам. Это позволяло сохранить веру в осуществимость завещанного городу торжества над всеми врагами. Без Айзека Вокс остался бы сборищем фанатиков, оказавшихся из-за своей чудаковатой веры на мертвой и смертельно опасной планете. С Айзеком можно было продолжать мнить себя пионерами, авангардом всего человечества.

Уже через считанные дни после трагедии на Земле Уилкса к Айзеку вернулась способность бегло изъясняться по-английски. Его двигательные навыки настолько улучшились, что он уже мог ходить без посторонней помощи, его хилое больное тело невероятно окрепло, а восстановленные участки черепа приобрели почти нормальный вид. Того истеричного, что-то каркающего существа, к которому недавно подводили Турка, больше не было. Был обновленный, ладный и непоседливый Айзек, который уже не нуждался в медицинском уходе, хоть и продолжал пока что жить в той палате, где его вернули к жизни. Ученые и менеджеры наперебой брали у него интервью в прямом эфире, заискивая перед ним и выслушивая его туманные словеса. Он восхвалял решительность и упорство Вокса, восхищался мудростью пророчеств, легших в основу его идеологии. Вот уже несколько дней он разгуливал по городу как турист, осаждаемый любопытными детьми, чьи не менее любопытные родители были сдержаннее и не донимали его расспросами.

Я следила за всем этим по новостям. Вокс все более погружался в безумие, и постыдное поклонение Айзеку Двали было новым симптомом этого. Я готовилась к новым проявлениям коллективного сумасшествия. «Жди неожиданностей», — писала в своем дневнике Эллисон. Не оригинально, зато всегда к месту.

Но при всей своей готовности к сюрпризам я буквально лишилась дара речи, когда в моих дверях появился Айзек — бледный, как поганка, ясноокий, как дитя, улыбающийся до ушей, с восхитительным обращением «Эллисон» — вместо «Трэя» — на устах.