Когда-нибудь вспомнятся нам все странные переплетения тех событий! Черный шахматист — вообще не при делах, но любой сыщик знает, что именно та деталь, что не вписывается в логичную версию преступления, и является ключевой. И в довершение всего — наш магазинчик «Особый дар» меняет владельца! Надежда Бриллиантовна в пролете. А я ведь говорила, что отольются ей человеческие слезы. Угадай, кто теперь на престоле?! Полоумная Ева! Господи, я в эпицентре такой заварухи — и не могу распутать клубок!

Но, к счастью, в одном я слушаюсь папеньку беспрекословно — не беру в руки незнакомые предметы, лежащие в странных местах. Хотя бы для того, чтобы не оставлять отпечатков.

Ева была на грани самоубийства. Такой мании чистоты она еще не встречала. И что мелочиться — таких людей. Алик был великолепен, но совершенно невыносим. Неконтролируемый гнев мог излиться на Еву в тот момент, когда она роняла крошку печенья на пол или случайно наступала в слякотную уличную гущу. Будучи человеком рассеянным — и доселе не считавшая это смертным грехом, — она и предположить не могла, что будет за свою особенность жестоко наказана.

Как смешно теперь вспоминать гейшины всхлипы по этому господину. Радовалась бы — такое освобождение! Алик ведь и ее мучил своим ритуальным террором. Или он прав и у молодых другая нервная система. Им по барабану?

Конечно, странности за Аликом наблюдались еще в самом начале. Но тогда, на зыбкой стадии знакомства и приятия, Еве не хотелось настораживаться. Она думала, во-первых, он не всерьез, а во-вторых, они ненадолго. Но даже недолго это терпеть было невыносимо. Особенно — внезапные потоки гнева из-за какой-нибудь мелочи типа неправильно введенного пин-кода. Нет, матери положительно должны предупреждать дочерей о том, что в их семейной жизни все будет вовсе не так, как было дома в детстве. И ни один мужчина не будет похож на папу, сколько ни убеждайте нас в этом, эдиповы грезы. Разве Евин папа произнес хоть одно матерное словечко — не говоря уж о том, чтобы изрыгнуть прилюдную многоэтажную хулу в адрес беззащитной женщины!

Еву не научили, что делать в таких случаях. Она мечтала о сильном, но не бранном ответе, но так его и не нашла. Иногда уходила в слезах, в тему ламбады девяностых. Иногда — в ответном гневе. Чаще мучительно-болезненно мирилась. Изредка, если обидчик просил прощения, быстро забывала. Но никогда не была победителем и не умела оказаться над схваткой. Она искала совета у других — не нашла. Ей говорили: все что-нибудь терпят. Терпи и ты, главное — знать, что всему своя цена. Но Ева так и не научилась вовремя шлепнуть на свои нервы и истрепанное достоинство ценники. Она долгие годы искала системную ошибку, которая привела к тому, что она стала слабым звеном в генеалогической цепи. Ведь ее матушка, а тем более Маргаритта, совсем другие и ни за какие там «цены» не потерпели бы такого обращения. Почему Ева другая? Почему их не трогает глас народа, а к ней окаянная «грязь обстановки убогой» еще как липнет и отжирает ее чистое Я, рожденное совсем для другого? А что есть это Другое? Да просто слово незлое и вечер мирный. Неужели сии блага по сей день не заслужены…

Ева была так воспитана: все хорошее надо заслужить. Если ей было плохо, она, конечно, могла и похандрить, и поплакать вволю, но в итоге все равно выплывала из тины и начинала по новой заслуживать хорошего. Так и в отношениях: на нее накричали, а назавтра она печет вишневый пирог. Чтобы загладить чужую вину. Все равно не знает, как сделать правильно и поучительно, остается лишь достигать высот великодушия. Кажется, терпение, смирение и вот эти самые высоты великодушия — незыблемо вписаны в кодекс настоящей женщины. Если его блюсти, то хоть что-нибудь заслужишь. Примерно так неосознанно действовала Ева. До сих пор ни до чего не дослужилась, но упрямо ходила по той же дорожке. На всякий случай — вдруг приз ее вот-вот ожидает, а она плохим поведением на финишной прямой все испортит!

А ведь самое лучшее, что у нее было, — Валерий Михалыч, например, — досталось ей просто так. Ей бы вспомнить об этом, но она все ходила по порочному кругу.

Отсюда и обостренные предчувствия, и спелые желтые груши, которые она разрезала на четыре дольки перед самым приходом Алика. Которые не помогали. Не помогало и лихорадочное вытирание пыли на антресолях, и доведение кухни до унылой хирургической чистоты и пустоты, когда ненавистные Аликом веселые игрушки-безделушки нещадно репрессировались по сусекам. Но натуру не спрячешь. Она все равно вылезет, предаст тебя в самый неподходящий момент — просыплет сахар из невидимой дырочки или не заметит коварный прыщик варенья на клеенке, поставит на него кружку и… услышит злющий шепот: «Опять у тебя все через ж…у!» Словно ракета «Стингер» из-за Евы полетела не в ту сторону.

Все, пятница испорчена. Все идут развлекаться, а ты идешь грызть ноготь в слезах. И разве дело в пятнице? Любое сегодня могло пройти чудесно, но завтра ударяло наотмашь. И чтобы это исправить, надо было родиться заново. Не Евой — совсем другой женщиной. Она рассказала однажды Алику, что на случай следующей жизни уже выдумала себя. Она будет цветущей витальной красавицей с копной рыжих волос, пятью детьми, которая не прольет ни одной слезинки из-за мужиков. Совсем другая особа! А по профессии она будет устроительницей свадеб. Свадебным фотографом! Она будет видеть людей только в счастливые моменты жизни — ведь в этой жизни она насмотрелась на страдания. Она жалела, жалела и жалела — себя, родных, друзей, едва знакомых и сонмы незнакомцев… Сансара, повернись теперь к нам передом!

Алик сказал, что витальные красавицы ему совсем не нравятся. Еще бы, на них не наорешь, их не бросишь без всякого предупреждения и не оставишь одних за именинным столом, когда злорадные кузины поминутно спрашивают, где же твой запоздавший женишок. Впрочем, Ева вовремя остановилась, чтобы не распалиться. Они шли по набережной и неспешно беседовали о той странной истории, в которой запутались оба. С кем еще она могла обсудить клубок странных событий, как не с частным сыщиком. В мифические бриллианты она вообще поверить не могла, хотя Маргаритта чуть не каждый день ей каялась, и Валерий Михалыч, замаливая грех, менял родителям оградку на кладбище. Но Ева, оправившись от потрясений, полагала, что ценность сокровища была вовсе не в стоимости, а в целебности. Это были волшебные камни. Недаром обыкновенный резиновый орган с камешками внутри становился так приятен на ощупь. Никакая киберкожа не достигнет такого эффекта! Эх, если бы она узнала раньше…

Алик ей очень спокойно сознался. Что именно он привез Руфину к Коменданту, с которым ее связывала юношеская влюбленность. Но далее Алик не при делах. Надежда Особова — всего лишь его коллега по бизнесу. Она попросила его избавить от пьяной Руфы, и он сделал первое, что пришло в голову. Что Арина делала у Коменданта — тоже не в его компетенции…

— Но тогда на твоей карте жирные белые пятна. Ты же умный человек… не уходи в несознанку! Знаешь куда больше, чем говоришь. Но мне-то ты должен сказать. Эта чертова Руфина — бывшая жена моего Валеры. Она всем принесла море зла. А у меня дочь! Я должна ее оградить от опасности, если она существует.