— Да, это Инна, — сказал Дробыш. — Она изменилась. Повзрослела. Такая серьезная… Два года с лишним. Это срок. Как будут развиваться события в дальнейшем? Меня вызовут, допросят? И так далее?

— Можно обойтись без официальных мероприятий. Это в наших силах. К чему разводить бумажную канитель. Я пришел, чтобы договориться. По-хорошему.

Подошел официант поставил на стол графин с холодной водой, тарелку с кружками колбасы и ломтиками сыра, порцию котлет с гарниром и стаканы с коньяком. Отодвинув фотографию, Дробыш поднял стакан, понюхал и пригубил.

— Дрянь, но пить можно, — он поковырял вилкой котлету, но есть не стал. — В моей коллекции есть коньяки по сорок штук за бутылку. Это питьевые коньяки, ими я угощаю друзей. А еще есть коллекционные, подороже. Для гурманов. Не хотите попробовать? Это приглашение на ужин. Скажем, в ближайшее воскресенье.

— Приглашение принято, — Девяткин поднял стакан. — Девочка сейчас в Москве. На квартире одного знакомого. Я думаю, все можно устроить следующим образом. Мы договоримся о встрече. Я передам вам Инну, как говориться, из рук в руки. Но вы пообещаете, что с ней ничего не случится. Дадите мужское слово. А я сделаю так, что по официальной версии, девочка сама вернулась к вам. Побегала, побегала… И решила, что на свете нет ничего лучше родного дома. А отчим — человек своенравный, но ей не враг. И к тому жене не жадина. Это будет наша с вами общая версия, для широкой общественности. Версия, удобная вам.

— Как вы все узнали?

— Ну, о чем не знал, о том догадался, — Девяткин насадил на вилку кусок мяса. — Не хочу называть имена людей, которые прятали девочку, помогали ей. И вы у нее не выпытывайте. Это будет частью нашего договора.

* * *

Вечером Тухлый попал на вечеринку, которую для друзей устраивал Сэм Кроткий. Но скопление чужих людей, пристающих с идиотскими невежливыми вопросами, быстро утомило, а водка не лезла в горло. Он хотел посидеть на балконе, глазея на молодую луну, повисшую наш шпилями небоскребов, но там какой-то незнакомый мужик тискал женщину. Отправился в ванную, чтобы запереться и покурить в одиночестве. Но в ванной кто-то блевал. Тогда Стас вызвал такси и уехал.

Целый час он пялился в телевизионный экран и прикидывал, как скрасить пустой вечер, который предстояло провести в этой квартире, чужой и неуютной. Наконец он решил позвонить старой подруге по имени Маша. Она приехала через полтора часа.

Когда Маша заперлась в ванной комнате, чтобы принять душ, Стас проветрил содержимое карманов ее плаща и сумочку. Так, на всякий случай. Машу трудно заподозрить в сотрудничестве с ФБР, но он не видел ее целую вечность, а со временем привычки и убеждения людей меняются. В прошлый раз, а это было года три назад, он нашел в сумочке проездной билет, тощий кошелек с мелочью, дебитовой банковской картой и пару пузырьков с лекарствами от сердца.

Микрофона или записывающих устройств он не обнаружил и в этот раз. Все осталось по-старому. Маша, как и раньше, ездила на метро и автобусах, покупая недельный проездной билет, пользовалась дебитовой карточкой, ее плащ был немодным и заношенным. И еще: пузырьков с лекарствами прибавилось.

Через сорок минут они лежали на широкой кровати, застеленной шелковыми простынями, пили вино и болтали о всяких пустяках.

— Ты не меняешься, — сказала Маша. — По-крайней мере внешне. А занимаешься чем?

— Все тем же: здесь купил, там продал… Хлопот много. Но какие-то крошки и мне перепадают.

— Значит, по-прежнему торгуешь залежавшимися продуктами?

Стас знал Машу еще с молодых лет. Когда-то у них завязался бурный роман, чувство оказалось настолько глубоким, что Стас сдуру стал подумывать о женитьбе. Помнится, он назначил Маше свидание, чтобы поговорить о главном. Была весна, грязь, лужи. Он ждал ее в проходном дворе возле молодежного кафе. А когда Маша появилась, он вырос перед ней, вынырнув из-за угла. Взял кисть ее руку, прижался к ней губами и опустился на колени. Прямо в грязную лужу. Это не был порыв души, скорее, артистический жест, рассчитанный на впечатлительную Машину натуру.

Тогда важному разговору что-то помешало, а через пару дней Стаса арестовали прямо на оживленной улице. Следующий год жизни он провел в следственной тюрьме, откуда вышел другим человеком. И вышел только потому, что друзья заплатили важному чину из московской прокуратуры, и тот исключил из уголовного дела две тяжкие статьи, оставив одно пустяковое обвинение. Он возобновил встречи с Машей, но река жизни уже подхватила Стаса, словно бумажный корабль, завертела и унесла прочь. Они стали отдаляться, пока не потеряли друг друга из вида.

Случайно он узнал, что несколько лет назад Маша уехала из России и оказалась здесь. Найти ее координаты можно в любой телефонной книге.

— Ты хочешь сказать, что от моего бизнеса дурно пахнет? — он рассмеялся.

— Я ничего не хочу сказать. Но лучше бы ты торговал чем-нибудь другим.

— Есть старая поговорка: каждый народ достоин того правительства, которое имеет. Но я бы немного изменил формулировку, почти не меняя смысла. Каждый народ достоин тех харчей, которые он потребляет. Другими словами: за что боролись, на то и напоролись.

— А простых людей тебе не жалко?

— Слово «жалко» не из моего лексикона. Я бизнесмен. А про людей я так скажу: их будут дурачить до тех пор, пока они будут позволять себя дурачить.

— Тебе не стыдно?

— Почему должно быть стыдно именно мне? — искренне удивился Тухлый. — Я не придумываю правила. Просто пользуюсь ситуацией.

— Ты конченый циник.

— Все не так страшно, — улыбнулся Тухлый. — Циник — это бывший романтик.

Когда Маша засобиралась домой, он хотел вызвать такси, но она сказала, что доедет на метро. Перед уходом она достала фотографию белобрысого двухгодовалого мальчика, одетого в короткие штанишки и красную майку, протянула фото Тухлому и спросила:

— Красивый у меня сын?

— Да, симпатичный мальчик, — Стас тянул время, разглядывая фотографию. Он мучительно припоминал, в каком месяце виделся с Машей три года назад. Кажется, в октябре. Если он ничего не путает, этот мальчик может быть его сыном. — Даже слишком симпатичный. Отсюда я делаю вывод… Я ставлю сотню к доллару, что он не от бывшего мужа. Ну что, угадал?

— Угадал, — Маша выхватила фото из его рук.

— А как зовут?

— Не скажу.

Оставшись один, Стас допил вино и решил, что больше никогда не будет звонить Маше. Эта женщина плохо на него действует. После ее ухода на душе без причины становится грустно и тоскливо. Будто он потерял что-то очень важное, дорогое. Тошно становится.

* * *

Зазвонил мобильный телефон, лежащий на столе перед Девяткиным. Докладывал старший лейтенант Лебедев, дежуривший в грузовом фургоне, на автомобильной стоянке возле служебного входа в шашлычную.