Все время, пока я трудился, в ушах звучал последний приказ Урнальды: «Твоя задача защитить маленькое существо». Как-то раз, не переставая бить молотом по зубилу, я подумал, что, может быть, в этих словах скрыт некий ключ? Может быть, существует какой-то другой способ уберечь светящееся создание от беды? Неужели я что-то упустил?

Нет, сказал я себе, этого не может быть. Урнальда сказала, что именно каменные туннели обеспечивают безопасность гномьего царства. И хотя даже камень не вечен, он прочнее всего остального. Смысл ее слов был мне ясен. «Я должен вырубить чашу из камня, точно так же, как гномы вырубили в толще горы свои залы. У меня нет выбора».

Но, несмотря на твердую убежденность в своей правоте, меня не покидало желание найти более простой способ. Например, как случилось в тот раз, во время сражения в Черном замке, когда я нанес удар тяжелым мечом Душегубом! Тогда я швырнул меч в противника не руками, а при помощи своих скрытых способностей. Каким-то образом в тот миг, сам не зная как, я задействовал магию Прыжка. Подобно Великой Элузе, отправившей нас из своего грота в забытое всеми селение древолюдей. Может быть, размышлял я, мне удастся снова применить эту магию? Может быть, приказать молоту и зубилу выполнять работу за меня, чтобы я мог дать отдых натруженной спине, ноющим рукам и наконец перестать тревожить покрытый мозолями большой палец?

– Не будь глупцом, Мерлин.

Подняв голову, я взглянул в лицо Урнальде, которая наблюдала за мной с нефритового трона.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Именно это и хочу сказать, не будь глупцом! Если ты и вправду заставил Душегуба прилететь к тебе, это быть не столько из-за тебя, а из-за чего-то другого. Этот меч быть Сокровище Финкайры. Он быть наделен собственным могуществом. – Она пошевелилась на каменном троне, позвякивая белыми серьгами. – Это не ты сражался при помощи меча, а меч использовал тебя, чтобы сражаться.

Мои пальцы разжались, и молот со звоном упал на каменный пол.

– Как ты можешь такое говорить? Я это сделал! Я воспользовался мечом! При помощи собственных способностей. Точно так же, как я…

Урнальда усмехнулась.

– Ну же, договаривай!

– Точно так же, как я пользовался Цветущей Арфой, – хрипло прошептал я.

– Вот именно. – Пламя факелов заметалось из стороны в сторону. Казалось, они готовы были погаснуть, пока гномиха разглядывала меня, почесывая нос-картофелину. – Ты учишься медленно, но и для тебя все же, возможно, есть надежда.

– У меня такое чувство, что ты говоришь не о моем искусстве резьбы по камню.

Она пренебрежительно фыркнула и поправила шляпу.

– Конечно. Я говорить о твоих способностях к Видению. И не удивляюсь тому, что из всех Семи Песен этой ты боишься больше всех.

Я побелел.

Но прежде, чем я успел возразить, она сказала:

– Ты быть медленный ученик и в обработке камня тоже. Никогда бы ты не смог работать в туннелях с гномами! И посему я сомневаться, что пророчество может оказаться правдой.

– Какое еще пророчество?

– О том, что однажды ты построишь великое каменное кольцо, такое же великое, как Эстонахендж.

Я не нашелся сразу, что ответить, и несколько мгновений брызгал слюной, как факел – маслом.

– Я? Построить такое огромное сооружение? Очень правдоподобно! Да скорее у меня получится разобрать Эстонахендж и камень за камнем перенести его через океан в Гвинед.

В алых глазах чародейки я заметил странный блеск.

– О, быть предсказано, что ты совершишь и это тоже. Но пророчество говорит не о Гвинеде, а о соседней земле, называемой Логрес[7]. Некоторые зовут ее Страной Волшебства[8]. Но это пророчество, как я вижу, еще менее правдивое, чем первое.

– Хватит! – воскликнул я. Подул на горящую ладонь и наклонился за молотом. – Мне пора снова приниматься за настоящее дело. Вырубать чашу из камня, как ты приказала мне.

– Это быть ложь.

Я так и замер с поднятым молотом.

– Ложь? Как это?

Серьги колдуньи негромко зазвенели, и вдоль стен зала заметались тени.

– Я отдала тебе приказ, Мерлин, но не тот, что ты говоришь.

– Ты велела принести сюда этот камень.

– Это быть правда.

– Ты велела мне защитить светлого летуна от опасности.

– Это быть правда.

– А это значит, что нужно посадить его во что-то более прочное, чем вон та хрустальная чашка.

– Это быть твое решение. Не мое.

Медленно, неуверенно я опустил молот. Положил его на пол рядом с зубилом и приблизился к кристаллу. Существо, сидевшее внутри, дрожало, словно крошечный язычок пламени.

– Можно задать тебе вопрос, Урнальда? О светлом летуне?

– Спрашивай.

Я некоторое время внимательно смотрел на огонек, мерцавший внутри перевернутой хрустальной чаши.

– Ты сказала, что это одно из редчайших созданий на Финкайре. Но как оно… как ему удается выжить? Как оно избегает опасностей?

На лице Урнальды, освещенном желтым пламенем факелов, появилось подобие улыбки.

– Оно быть в безопасности, когда блуждает в ярком свете солнца, где его нельзя заметить. А ночью оно летает там, где лунные лучи отражаются от воды.

– Иными словами… когда оно свободно!

Серьги-раковины негромко звякнули, но гномиха молчала.

Я протянул руку и прикоснулся к хрустальной чаше. Положив ладонь на ее светящуюся поверхность, я ощутил тепло существа, заключенного внутри. Я крепче обхватил сосуд пальцами и резко перевернул его.

Мерцающая светлая точка, размером не больше яблочного зернышка, взмыла в воздух. Когда существо пронеслось мимо меня вверх, к потолку, я услышал тихое гудение. Крошечное светящееся создание устремилось к отверстию в потолке и исчезло.

Урнальда стукнула кулаком по подлокотнику трона. Двое гномов, охранявших вход в зал, направили копья на меня. Она снова стукнула по подлокотникам.