— Олимпиада Викторовна, зачем вам туда идти? Смотрите, сколько здесь магазинов. Да и Роман Евгеньевич…

— Что Роман Евгеньевич?

— Не говорил, что нам можно покидать торговый центр до его звонка.

— Фёдор, ты взрослый мальчик, пора научиться принимать собственные решения. Иначе так и будешь за баранкой чужого авто сидеть. Роман Евгеньевич также не говорил, что нам нельзя его покидать. Главное, как воспринимать информацию, понимаешь? Так что, пошли. Далеко до этого магазина?

Счастливее от моей отповеди Фёдор выглядеть не стал, но и спорить не решился.

— Улица за углом.

— Вот и отлично, — обрадовалась я и направилась к эскалатору. — Прогуляемся.

До магазина оказалось рукой подать. Выйдя из торгового центра, мы свернули на мощёную улочку, с обеих сторон магазины, кафе и палатки со всевозможной снедью и сувенирами. Люди прогуливались, сидели на лавочках, у маленьких фонтанчиков, фотографировались, и, кажется, только мы с Фёдором целенаправленно следовали к своей цели.

Над дверью магазина на самом деле висела огромная вывеска, тёмная, на которой золотыми каллиграфическими буквами было написано: «Магазин братьев Кузовковых. Ломбард».

Витрина также оформлена в стиле девятнадцатого века, кстати, в ней было выставлено потрясающее трюмо, кажется, с миллионом маленьких ящичков для мелочей.

Я постояла, полюбовалась на него, затем толкнула дверь магазина. Она легко поддалась, а над моей головой мелодично звякнул колокольчик. Внутри почему-то пахло ладаном, как в церкви.

Хорошо хоть не нафталином. Но ничего старого или дряхлого на глаза не попадалось.

Антикварная мебель, картины в дорогих и потускневших рамах, на полках посуда и хрусталь, а в витрине за стеклом тончайший, практически прозрачный фарфор. Я остановилась, разглядывая эту красоту. Потом заметила за дубовой стойкой справа движение, голову повернула и только тогда разглядела плотного лысоватого коротышку, маленькие глазки над пухлыми щеками глядели на меня с подозрением. Я же решила улыбнуться.

— Добрый день. Как у вас интересно, я очень люблю антикварные магазины.

Коротышка меня выслушал, после чего поглядел на Фёдора, который продолжал стоять у двери, и ему, судя по всему, интересно совсем не было.

— Зачем вы вернулись? — спросил мужчина за прилавком. — Я ничего у вас не куплю.

Поневоле захотелось вздохнуть. И когда Ладка всё успевает?

Оставив себе пару секунд на размышление, я, в конце концов, сказала:

— Я вас не совсем понимаю. Мы шли мимо, и меня заинтересовала ваша витрина. Особенно, трюмо. Оно тоже продаётся?

Мужчина меня разглядывал, потом протёр лысину платком.

— Продаётся, — сказал он. Снова кинул быстрый взгляд на Фёдора. Я тоже на него посмотрела.

Честно, я бы не стала особо его опасаться: белобрысый, румяный, скучающий, да и футболка с надписью, извещающая о любви к пиву и красивым девушкам, страха совсем не внушала. Но потеющего коротышку он всё равно смущал и настораживал.

— Всегда мечтала о таком трюмо, я бы для каждого ящичка нашла свою вещицу. Но совершенно не представляю, как доставить его за две тысячи километров.

Мужчина кашлянул.

— В принципе, это не проблема.

— Правда?

— Мы работаем с очень ответственной транспортной компанией.

— А сколько оно стоит?

— Семьдесят пять тысяч.

Улыбка на моём лице застыла.

— Сколько?

— Семьдесят пять. Поверьте, цена нисколько не завышена. Трюмо в отличном состоянии, даже удивительно. На нём и клеймо сохранилось. 1867 год, мастерская Клебанова. Санкт-Петербург!

— Ого… Удивительно. — Знать бы, кто этот Клебанов…

— Да, удивительно… — Коротышка снял очки и протёр стёкла носовым платком. — Удивительно, насколько вы похожи. Извините меня, я перепутал вас с одной посетительницей, она заходила сегодня утром. Но теперь я вижу, что вы не она.

Я откинула волосы за спину. Вышло немного суетливо.

— Правда? То есть, так похожи?

— Да. — Он сделал попытку улыбнуться. — У вас сестры нет?

А я взяла и окончательно испортила ему настроение. Ответила совершенно серьёзно:

— Есть. А что именно она хотела продать?

Коротышка замер передо мной, тараща глаза, и ответить ничего не ответил, на что я разозлилась. Но не на него, а на Романа Евгеньевича, который появился совершенно не вовремя.

Звякнул колокольчик, хлопнула дверь, я обернулась и увидела его. Перевела обвиняющий взгляд на Фёдора и возмущённо поинтересовалась:

— Когда ты успел?

Тот невинно хлопнул на меня глазами, я поняла, что он вряд ли себя виноватым почувствует от моего упрёка, и только головой качнула. Роман тем временем едва заметно кивнул ему в сторону выхода, и Фёдор поспешил удалиться. А Рома прошёл через небольшой магазинный зал, остановился рядом со мной.

— Расскажите мне, что обсуждаете. — Он на коротышку посмотрел и заверил: — Мне можно, я муж.

Хозяин магазинчика заметно растерялся. И если ко мне и Фёдору он совсем недавно приглядывался с подозрением, то появление Ромы его всерьёз расстроило. Он даже печально спросил:

— Вы из полиции?

— Отец, из какой полиции? Поэтому давай подойдём к вопросу со всей серьёзностью. Расскажи, как на духу.

— Я ничего не знаю, — ещё больше разволновался он и снова протёр лысину платочком. Он заметно потел. — Я уже говорил вашей девушке…

— Это моя жена.

— Очень хорошо, поздравляю вас. У вас очень красивая жена.

— Ближе к делу, — попросил его Рома, а я его под локоть толкнула.

— Рома, не наседай на человека, он из-за этого ещё больше волнуется. — Я к мужчине повернулась, постаралась говорить со всей вежливостью. — Понимаете, у меня на самом деле есть сестра, и она… пропала. Я очень хочу её найти.

— Мы очень хотим её найти, — подтвердил Рома, — и желательно найти с тем, что она вам, судя по всему, предлагала купить. Ведь предлагала?

— Я ничего у неё не купил! Можете проверить!..

— Мы вам верим, — поспешила я его заверить, а Рома кинул на меня недовольный взгляд. — Но, может, она вам что-то сказала, оставила номер телефона…

Так как мужчина опасался смотреть на Романа Евгеньевича, который давил на него своей внушительностью, то сосредоточился на мне. Потряс головой.

— Я ничего не хотел знать. Я честный человек, я не торгую… — Он запнулся, подбирая верное слово, и тогда Рома ему помог, подсказал:

— Краденным.

Это определение никому не понравилось, но все его проглотили. Коротышка мелко закивал.