В том, что при Лидочкином обаянии и артистизме все, что касается следствия, пройдет гладко, Шахмин не сомневался, но ей об этом знать было ни к чему.

Так в чем же он просчитался? В чем?!

Боб вынужден был признать: просчитался он в главном — переоценил страх, испытанный Лидией тогда, на первом после болгар свидании… Не учел того, что время у столь молодых, а следовательно, оптимистичных дурочек сглаживает любые отрицательные эмоции, и затянул период глубокой «засекреченности» их взаимоотношений… Понадеялся, что даже если Лиду и потянут еще раз к ментам, страх перед вероятностью попасть в соучастницы убийства накрепко заткнет девушке ее очаровательный ротик… А ведь Башкир его предупреждал!

Тупой Башкир, оказавшийся на этот раз умнее его, ушлого адвоката, ни разу в жизни не совершавшего не только столь грубых, но и мелких ошибок…

Прозрение, пришедшее к Шахмину несколько дней назад, как выяснилось, полным не было. И даже после того как на одном из последних свиданий Лидочка попыталась (тут он следаку не солгал) его шантажировать и ему пришлось поставить девчонку на место в самых нелицеприятных выражениях, Боб не понял до конца, чем рискует. Зато понял другое: то самое чувство, которое столь удивило его, странная неготовность расстаться с Юрковой, слава богу, прошло — испарилось, исчезло… И даже настойчивые попытки Башкира убедить адвоката избавиться от Юрковой, весьма опасной свидетельницы, о роли которой Каток тогда понятия не имел, протеста больше не вызывают. Тем более что Башкир уже дважды давал понять, что вполне способен посоветоваться в этой связи с «хозяином»… Думать о том, что именно скажет Катальников, когда узнает, что Шахмин привлек к операции свою любовницу, адвокату не хотелось.

И правильно не хотелось: после того как Башкир выполнил свою угрозу — а случилось это пять дней назад, — между друзьями детства состоялся разговор, которого Боб не забудет никогда… Даже с учетом того, что в итоге «пронесло», собственная шкура показалась Шахмину сидевшей на нем крайне непрочно…

Тем не менее он был уверен, что, даже если дело болгар прокуратура возбудит заново и Лидочку вновь вызовут в качестве свидетельницы, ничего лишнего она не скажет. Во-первых, хватит ума не признавать, что в первый раз солгала, — уж на этом-то уровне юриспруденцию студенточка знает. Во-вторых, на данном этапе закладывать любовника смысла вообще не было… Так вот и получилось, что Борис Николаевич Шахмин, несмотря на то что время подготовиться к допросу в Генпрокуратуре у него было, просчитал все варианты, кроме одного-единственного, как выяснилось, необходимого.

Сейчас ужас ситуации заключался в том, что в результате роковой ошибки, совершенной Бобом, ему — ему, любимцу и неизменному ближайшему к Катку человеку на протяжении стольких лет! — необходимо искать защиту от, теперь уже наверняка бывшего, покровителя… Искать под прицелом слежки органов, демонстративно не скрываемой!..

Пока Борис Николаевич Шахмин подводил печальные итоги случившегося, за окнами уже совсем стемнело. Тихий переулок в центре столицы, в котором находилась контора адвоката, залил напряженно-желтый свет фонарей. Серая иномарка с тонированными стеклами по-прежнему как ни в чем не бывало стояла на своем месте.

Борис Николаевич тяжело поднялся со стула, добрел до выключателя и включил верхний свет. Потом подошел к сейфу, вделанному в стену рядом с рабочим столом, открыл его, достал первые попавшиеся под руку бумаги, вернулся на место и только тут, словно спохватившись, закрыл жалюзи… Жалюзи были специально привезены из Италии, и Боб мог не сомневаться, что разглядеть с улицы даже квадратный сантиметр пространства комнаты через них невозможно.

Теперь поведение Шахмина резко изменилось: бумаги, извлеченные из сейфа, адвоката больше явно не интересовали. Но не сам сейф, в потайном отделении которого лежало то, что было ему сейчас действительно нужно. Быстро вынув из него все необходимое, Шахмин, не задерживаясь ни на секунду, покинул кабинет, но направился отнюдь не к входной двери, которую тщательно запер сразу после того, как в положенное время отпустил секретаршу.

Его контора располагалась в двухэтажном особнячке позапрошлого века, отреставрированном и отремонтированном несколько лет назад на личные средства Шахмина. Особнячок, правда, ему не принадлежал, а был взят в аренду — да и то не весь, а только первый этаж. С арендаторами второго этажа у хозяина особнячка что-то не заладилось, сменились уже третьи владельцы. Но как раз верхний этаж Шахмина не интересовал.

Быстро пройдя по коридорчику, рассекавшему дом надвое, Боб миновал туалет и оказался перед малоприметной дверцей под лестницей, ведущей наверх. За такими дверцами обычно хранят свои ведра, швабры и тряпки уборщицы. В конторе Боба обязанности эти выполняла секретарша — за не слишком большую доплату приходила на час раньше и вытирала пыль, протирала пол… Однако свой нехитрый инвентарь женщина хранила в одной из двух кабинок туалета, а вовсе не под лестницей, куда ей доступа не было. Дело в том, что в особнячке имелся небольшой подвальчик, в котором, вероятно, в незапамятные времена его первый, еще дореволюционный хозяин хранил свои вина…

Поначалу, во время ремонта, Шахмин решил дверь, ведущую туда, вообще ликвидировать, замуровав ее, дабы не портила вид: уж очень невидным был сам подвальчик, крохотным и тесным, к тому же заваленным каким-то не имевшим цены хламом еще с советских времен. Но потом, сам не зная почему, передумал и — на всякий случай — замуровывать ничего не стал, предпочел закрыть пространство под лестницей отлакированными деревянными досками с незаметной, заподлицо дверью.

И вот сейчас его интуитивное желание оставить доступ в подвальчик вполне могло стать единственным путем к спасению: Боб с огромной долей вероятности, как он уже и думал об этом, предполагал, что всевластному Катку сразу стали известны итоги его визита в Генпрокуратуру. А значит, охота на него, успевшего получить от «друга» последнее предупреждение после того как Башкир настучал насчет Лидии, скорее всего, открыта…

И присматривающие за Бобом для острастки органы ничем помочь не смогут — разве что шпик из серой машины станет свидетелем неизбежной расправы…

…Воняло в подвале почти непереносимо: то ли крыса сдохла, то ли другой какой гадостью. Спотыкаясь и стукаясь в темноте об острые углы неизвестно чего, Шахмин зажал нос платком и, не обращая внимания на ушибы, двинулся к еле светящемуся во тьме пыльному, покрытому вековой грязью окну. Едва видный свет фонарей чудом проникал сквозь зарешеченное окно.

Бобу предстояла нелегкая работа фактически в полной темноте, но он знал, что она выполнима: вряд ли болты, которыми тогда рабочие, ставившие новую решетку, привинтили ее, успели проржаветь… Он извлек прихваченный из конторы разводной ключ (инструменты в полном наборе запасливый адвокат всегда держал не только дома, но и здесь) и, добравшись, наконец, до окна, выходившего на противоположную входу в особняк сторону, принялся за дело.

Теперь все зависело от времени: фраеру, следовавшему за ним, вполне могла прийти в голову мысль проверить, на месте ли адвокат, и тогда… Думать об этом он себе запретил, продолжая бороться с успевшими-таки проржаветь болтами…