— Это клевета! Она лгунья и убийца! — Он повернулся и ткнул пальцем в сторону Игена. — Иген, ты знаешь об этом! Ты знаешь, что Бирчу стало известно о том, что она обманула нас, и он поклялся свести с ней счеты. Только дурак он был, что понадеялся справиться с ней в одиночку. Теперь она пытается пришить убийство мне, да и тебя втянет. Ты собираешься молчать?

— Черта с два! — прохрипел Иген. — С меня уже хватит! Пусть эта стерва сама пожарится на электрическом стуле!..

Горан повернулся к Вулфу.

— Да, вы меня подловили, Вулф, будь вы прокляты! Я знаю — моя песенка спета. Моя жена ничего об этом не знала, да и сам я даже не подозревал об этих убийствах. Кое-какие подозрения, правда, у меня были. Теперь я готов рассказать все, что знаю.

— Меня это не интересует, — сухо ответил Вулф. — С меня уже тоже хватит. Мистер Кремер, уберите, пожалуйста, отсюда всю эту нечисть. — Он обвел взглядом собравшихся и добавил: — Мои слова относятся, разумеется, лишь к тем, кто заслужил их.

Я открыл ящик своего письменного стола и извлек фотоаппарат. В конце концов, я был достаточно обязан Лону Коэну, чтобы «Газетт» первой поместила снимок Бернарда Левина и кабинете Ниро Вулфа.

Три дня спустя, в пятницу, в одиннадцать часов утра, когда я печатал письмо одному коллекционеру орхидей, Ниро Вулф спустился из оранжереи и вошел в кабинет. Вместо того чтобы, как водится, взгромоздиться за письменный стол, он подошел к сейфу, открыл его и что-то достал. Я решил понаблюдать за ним, так как не люблю, когда он делает что-то без меня и вносит беспорядок. Взял он, как выяснилось, записную книжку с адресами и фамилиями нелегальных иммигрантов. Закрыв дверцу сейфа, он двинулся к двери.

Я встал, чтобы последовать за ним, но он повернулся ко мне и сказал:

— Оставайся здесь, Арчи. Я не хочу превращать тебя в соучастника преступления… или, быть может, проступка, наказуемого в административном порядке.

— Вздор! Я с наслаждением разделю с вами одну камеру.

Вулф прошел на кухню, вынул из шкафа большую сковороду, поставил ее на стол и аккуратно застлал дно алюминиевой фольгой. Я уселся на табуретку и принялся наблюдать за его манипуляциями.

Он открыл записную книжку, вырвал листок, скомкал его и бросил на сковороду, затем проделал то же самое со вторым, третьим и так далее. Когда на сковороде оказалось около дюжины скомканных листков, Вулф поднес к ним зажженную спичку, поджег и стал подбрасывать в пламя новые листки, пока от книжки не остались одни корки.

— Ну вот! — удовлетворенно буркнул он и отошел к раковине вымыть руки. Я выбросил корки от записной книжки Липса Игена в корзину для мусора.

Честно говоря, тогда я подумал, что Вулф несколько поторопился, поскольку нельзя было исключить, что следствию могут понадобиться дополнительные свидетели. Однако с тех пор минуло вот уже несколько месяцев, и все обошлось.

Горан и Иген были осуждены и получили по заслугам, а суду присяжных из семи мужчин и пяти женщин потребовалось всего лишь четыре часа, чтобы признать вину Джин Эстей и отправить ее на электрический стул. И черт с ней!