На голубых фаянсовых тарелках лежали пласты белоснежного с розовыми прожилками сала, кусочки домашней колбасы с резким чесночным запахом и толстыми белыми кусками ситника. Я с утра только попил чаю с галетами и потому при виде такого натюрморта невольно сглотнул слюну.

Поблагодарив присутствующих, я, не чинясь, присел, налил себе кипятка в стакан из большого медного чайника, бросил туда щепотку заварки и сделал бутерброд. Дожидаясь, пока заварка настоится, я стал прислушиваться к прерванному разговору.

– Вот, товарищ Османов, – сказал Махно, – посмотрел я на ваше питерское житие-бытие. Хорошо живете, ничего не скажу. Люди прилично одеты, нищих не видно. Значит, власть заботится о народе. Мы вот с Семеном, считай, через всю Россию на поезде проехали. Порядок виден, почти как при царском режиме. Это значит, что большевики пришли всерьез и надолго. Да и у нас в Екатеринославщине тоже народ чуток пообжился. Из города везут товары, продают их селянам, а городские покупают продукты. Все довольны. Только вот у нас на душе как-то…

Махно вздохнул, покачал головой и отхлебнул из кружки горячего чая. Подумав о чем-то, он продолжил:

– Казалось бы, товарищ Османов, живи и радуйся. А у меня в голове вертится мысль – где-то живут такие же, как я, селяне, и над ними изгаляются помещики. И нет у них сил помочь установить свою советскую власть, чтобы и они могли свободно трудиться на своей земле и радоваться, как и мы. Скажите нам, товарищ Османов, как нам быть?

– «Он хату покинул, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать», – произнес я. – Вы знаете, Нестор Иванович, где находится Гренада?

– Знаю, товарищ Тамбовцев, – неожиданно улыбнулся Махно. – В Бутырках я прошел хорошие университеты. Да и учителя у меня там были тоже неплохие. А чьи это стихи? Хорошие, душевные. Я ведь в тюрьме сам стихи писать начал. Многим они нравились…

Я вспомнил, что Нестор Иванович и в самом деле грешил стихоплетством. Правда, свои творения он нигде не публиковал. Писал, как говорят в таких случаях, исключительно для души.

– Это стихи товарища Светлова, вашего земляка, – ответил я. – Сам он из Екатеринослава, но его стихотворения пока мало кому известны. Хотя кое-что он уже опубликовал в екатеринославской газете «Голос солдата». Знаете такую?

Махно покачал головой.

– Если по-честному, товарищ Тамбовцев, как-то не успевал я газеты читать. Работы в Гуляйполе было много. Но буду в Екатеринославе, обязательно с ним познакомлюсь.

Гм… Тут я вдруг вспомнил, что Светлов пока еще Шейнкман – псевдоним Светлов появится у него только в 1919 году. Да и стихотворение «Гренада» будет написана им в нашей истории в 1926 году.

– Ну да ладно, – махнул рукой Османов, – стихи стихами, а пригласил я вас совсем для другого. Если я правильно вас понял, товарищ Махно, вы готовы отправиться за границу, чтобы там сразиться за свободу трудового народа?

– Именно так, товарищ Османов, – встрепенулся Махно. – Ради мировой революции и торжества народной власти я и жизни не пожалею. Скажите – куда мне следует ехать – в Румынию или Польшу? Или, в эту, как вы сказали, Гренаду – это, если я не ошибаюсь, место в Испании?

– Вы правы, Нестор Иванович, Гренада – это Испания, – кивнул майор Османов. – Но мы хотим предложить вам отправиться в Мексику – вы слышали, наверное, что происходит в этой стране?

– Так вы говорите, Мексика, – задумчиво почесал подбородок Махно. – Слыхал я о тамошних делах. Только я думаю, что вы, товарищ Османов, знаете о происходящем там поболее меня.

– Товарищ Махно, – сказал я, – про политическую обстановку и про то, что вам нужно будет там делать, я расскажу вам отдельно. Как там лучше воевать – расскажет товарищ Османов. А пока я хочу услышать от вас – вы готовы ехать в Мексику, чтобы помочь местным рабочим и селянам в их борьбе за народную власть?

Махно и Каретник переглянулись, после чего батька коротко кивнул:

– Да, товарищ Тамбовцев, мы готовы…

14 октября 1918 года.

Петроград. Таврический дворец.

Кабинет председателя Совнаркома

Совещание открыл Сталин. Он разгладил рукой усы и произнес:

– Товарищи, с того момента, когда Керенский трусливо отказался от власти, передав ее большевикам, прошел ровно год. Пора оценить, чего мы за это время достигли, а чего нет.

– Главное, – сказал адмирал Ларионов, – это то, что в этой реальности мы, получив власть, сумели дать народу то, что обещали: мир, землю и свободу. Поэтому широкомасштабная гражданская война нам не грозит. Советская власть установлена на территории бывшей Российской империи, и партия твердо взяла курс на построение социализма.

– В нашем варианте, – добавил Тамбовцев, – у советской власти гораздо шире социальная база. В прошлый раз партия опиралась в основном на рабочий класс и беднейшее крестьянство. Сейчас к нам лояльно относится часть интеллигенции, офицерство, словом, те, для кого служба России – главное в жизни. Генералы Деникин, Марков, Дроздовский, Слащов и Колчак не воюют с новой властью. Скорее, наоборот – они защищают ее с оружием в руках.

Слова Тамбовцева вызвали неоднозначную реакцию у участников совещания. Сталин и Ларионов одобрительно закивали, а вот Ленин стал ерзать, словно хотел вскочить со стула и возразить Тамбовцеву. Похоже, что он, избавившись от своих старых иллюзий, все же не оставил мечту о мировой революции.

Он внимательно изучил историю Советской России в мире, из которого явились пришельцы из будущего. Он не возражал, что территория, включающая в себя всю Российскую империю, за исключением оккупированных германцами части западных губерний, оказалась единственной опорной базой мировой революции. Поэтому вполне оправданными являются усилия по укреплению, централизации и консолидации первого в мире государства трудящихся. Передовой отряд мирового рабочего класса должен быть мощным, сплоченным и хорошо вооруженным. Только тогда он сможет выиграть решающую битву на втором этапе революционной борьбы, когда временно замирившиеся буржуазные державы, отдохнув и набравшись сил после войны, снова сцепятся между собой в схватке за мировое господство.

А пока надежды на то, что в Европе сложится революционная ситуация, и германский, французский, британский, итальянский и прочий европейский пролетариат подхватит революционное знамя, превратив войну империалистическую в войну гражданскую, оказались тщетными. Никаких надежд на то, что и в Европе начнется пролетарская революция, ни у кого не было. Даже товарищи Тамбовцев и Ларионов, при всей их нелюбви к западной буржуазной цивилизации, признали, что мировая революция откладывается на неопределенное время.

Идеалисты и, как любит говорить товарищ Тамбовцев, «пассионарии» полегли в боях под Верденом, Амьеном и Аррасом. Остальные будут голосовать за своих горластых лидеров и покорно воспримут диктаторов, которые разгонят парламенты и установят режимы личной власти. Ленин вспомнил, что в Италии появился дуче – бывший социалист Муссолини. Насчет ефрейтора Гитлера вопрос оставался открытым – Германия не разгромлена и не унижена, и такое явление, как национал-социализм, не может появиться в стране-победительнице.