— Пожалуй, нет, — медленно ответил он. — Честно говоря, было просто приятно слушать, как она мечтает о нашем отдыхе в Париже. Когда готовишься к смерти…

— Но теперь, когда вы к смерти не готовитесь, все по-другому, да?

— Да.

Но вправду ли по-другому? Грэхем не был уверен.

Мистер Куветли погладил подбородок.

— Впрочем, не стоит ей сообщать, что вы передумали. Она может рассердиться, начать вести себя опрометчиво. Ничего ей не говорите. Если заведет речь о Париже, пусть все будет как раньше. Объясните ей, что у вас в городе кое-какие дела и что вы встретитесь с ней в поезде. Тогда она не станет искать вас перед тем, как сойдет на берег. Хорошо?

— Хорошо.

— Она красивая, — задумчиво промолвил мистер Куветли. — Жаль, что вам нельзя задерживаться. Хотя, вероятно, вы могли бы вернуться в Париж после того, как закончите работу. — Он улыбнулся: учитель, обещающий ученику конфету за примерное поведение.

— Наверное, мог бы. Что-нибудь еще?

Мистер Куветли лукаво посмотрел на Грэхема:

— Нет. Больше ничего. Разве что попрошу вас по-прежнему выглядеть так же растерянно, как и после отплытия из Пирея. Будет жаль, если месье Мёллер по вашему поведению о чем-нибудь догадается.

— По поведению? Ах да, конечно. — Грэхем встал и обнаружил, что колени слабеют. — Я часто думал: что чувствует приговоренный, когда ему сообщают о помиловании. Теперь знаю.

Мистер Куветли покровительственно улыбнулся:

— Вам хорошо теперь, да?

Грэхем покачал головой:

— Нет, мистер Куветли, не очень хорошо. Меня мутит, я устал и не могу отделаться от мысли, что где-то мы допустили ошибку.

— Ошибку? Никакой ошибки. Не тревожьтесь. Все пойдет как задумано. А сейчас идите спать, мой друг; утром вам станет лучше. Ошибку!

Мистер Куветли рассмеялся.

Как и предсказывал мистер Куветли, утром Грэхему полегчало. Сидя на койке с чашкой кофе, он ощущал странную собранность и спокойствие. Он излечился и снова стал собой — свободным и умиротворенным. Зря он волновался. Следовало знать, что ничего с ним не случится. Война или нет — людей вроде Грэхема не убивают из пистолетов на улицах. Такого просто не бывает. Только незрелые умы Мёллеров и Банатов могут тешиться подобными иллюзиями. Все шло на лад и не обещало дурного. Даже рана начала заживать. Ночью повязка соскользнула, сорвав с руки присохшую кровавую корку; Грэхем сменил бинты на комок ваты и пару полосок клейкого пластыря, чувствуя, что перемена исполнена особого смысла. Теперь, даже вспоминая о вчерашних ужасах и невзгодах, он не впадал в уныние.

В первую очередь, конечно, надо обдумать, как вести себя с Мёллером. Возможно, тот, как и предполагал мистер Куветли, дождется вечера, прежде чем проверить, клюнул ли Грэхем на брошенную вчера приманку. Значит, придется, не выдавая себя, сидеть рядом с Мёллером и Банатом за обедом и за ужином. Испытание, разумеется, не из приятных. Может, лучше поговорить с Мёллером сразу? В конце концов, выйдет куда убедительнее, если жертва станет действовать первой. Или наоборот — неубедительно? Может, рыбе надо еще подергаться на крючке, когда Мёллер будет тянуть леску? Мистер Куветли полагал, что так. Хорошо, Грэхем выполнит его указания в точности. Как держаться за столом, можно обдумать позже, когда наступит время еды. Что же касается самой беседы с Мёллером, у Грэхема были мысли, как сыграть убедительнее. Нельзя во всем соглашаться с немцем. Грэхем с удивлением понял, что сильнее всего его заботит Жозетта.

Грэхем решил, что поступал с ней бесчестно — ведь она была по-своему добра к нему и вряд ли могла быть еще добрее. А если и не достала для него револьвер Хозе — это не оправдание: не стоило требовать, чтобы она шла ради Грэхема на кражу. Хозе, в конце концов, ее партнер. Теперь не удастся даже подарить ей сумочку с банкнотой в тысячу франков, если только не оставить для нее подарок в Париже — да и то неизвестно, остановится ли она в «Отель де Бельж». Пусть Жозетта и надеялась поживиться за его счет — она по крайней мере ясно дала это понять, и он молчаливо с ней согласился. Пытаясь разобраться в своих чувствах к Жозетте, Грэхем снова повторил себе, что поступал с ней бесчестно. Разобраться не удавалось; он сбился с толку.

До обеда Грэхем с Жозеттой не виделся, а когда встретил ее — она была вместе с Хозе.

Погода стояла скверная. Небо затянули тучи, дул ледяной северо-восточный ветер с крупинками снега. Почти все утро Грэхем провел в углу салона, читая старые выпуски «Иллюстрасьон», которые заметил вчера. Мистер Куветли глядел сквозь него. Грэхем ни с кем не разговаривал, кроме матери и сына Беронелли, которые отделались сдержанным «buon giorno»,[45] и Матисов, холодно поклонившихся в ответ на его приветствие. Грэхем решил, что нужно извиниться, и постарался объяснить французам, что прошлым вечером держался грубо не нарочно — просто ему нездоровилось. Матисы приняли извинения несколько озадаченно; похоже, они предпочли бы молчаливую ссору. Особенно был смущен муж — казалось, он подозревал, что угодил в смешное положение. Вскоре супруги вышли пройтись по палубе. Через несколько минут Грэхем разглядел сквозь иллюминатор, как они гуляют снаружи с мистером Куветли. Кроме них, виднелась только армянка Мёллера, имевшая весьма жалкий вид; пароход сильно качало, и было ясно, что ее морская болезнь не просто выдумка «мужа». После двенадцати Грэхем взял в каюте пальто со шляпой и отправился подышать свежим воздухом, а затем выпить большой стакан виски с содовой.

По пути в салон Грэхем встретил Хозе и Жозетту. Хозе, выругавшись, остановился и схватился за свою мягкую шляпу, которую ветер попытался сорвать у него с головы.

Жозетта встретила взгляд Грэхема и многозначительно улыбнулась.

— Хозе опять зол. Вчера вечером играл в карты и проиграл тому маленькому греку, Мавродопулосу. Розовое масло одолело калифорнийский мак.

— Никакой он не грек, — кисло отозвался Хозе. — Акцент как у козла. И пахнет не лучше. Если он грек, я… — Он добавил, что тогда сделает.

— Зато хорошо играет в карты, mon cher caîd.[46]

— Больно рано он вышел из игры. Не волнуйся, я с ним еще не закончил.

— Зато, может, он закончил с тобой?

— Должно быть, он очень умелый игрок, — вежливо вставил Грэхем.

Хозе неприязненно глянул на него:

— А вы-то что в этом соображаете?

— Ничего, — невозмутимо признал Грэхем. — Вполне допускаю, что на самом деле просто вы неумелый игрок.

— А сыграть не желаете ли?

— Пожалуй, нет. Карты на меня наводят скуку.

Хозе усмехнулся: