— Наблюдать за чужой жизнью совсем не так интересно, как жить самому, — заметил командир звена.

— Что верно, то верно, — вздохнула Линн. — От такой жизни я скоро пылью покроюсь и жиром зарасту! Однако, Мона, эта твоя подруга, миссис Стратуин, — настоящее сокровище! Ты бы знала, какие истории она рассказывает о разных людях, которых встречала в своих путешествиях, — сплести их вместе, и получится роскошный триллер!

— Чар непременно потребует с вас свою долю гонорара, — заметил Джарвис Леккер.

— И готовься к искам за клевету, — добавила Мона.

— Если истории миссис Стратуин правдивы, — возразила Линн, — то никто на меня в суд не подаст — не решится признаться, что это он!

«Похоже, Линн — единственная в деревне, кто сумел подружиться с Чар Стратуин и извлечь из знакомства с ней какую-то пользу», — подумала Мона. Она знала, что матери их гостья совсем не по душе, да и Майкл не трудился скрывать свои чувства.

Встретившись с Чар два или три раза, он начал держаться с ней так нескрываемо враждебно, что Мона почла за лучшее больше не принимать приглашений в Коббл-Парк, кроме приглашения на праздник, от которого невозможно было отказаться.

Забавно, что Мейвис Гантер и Чар невзлюбили друг друга с первого взгляда. При первой встрече они смерили друг дружку свирепыми взглядами, словно бойцовые куры бентамской породы; затем, как видно, каждая убедилась, что с противницей так просто не сладишь, и обе погрузились в мрачное, угрожающее молчание.

И на этой вечеринке Чар выглядела удивительно чужеродной. Немолодая, некрасивая, дурно одетая, среди юных девушек, сияющих безыскусной красотой молодости, и респектабельных людей постарше она мгновенно привлекала к себе взгляд как нечто странное и чуждое.

— Так как насчет картин? — прогудел у нее над ухом Джарвис Леккер, и Мона неохотно поднялась.

— Пойду покажу мистеру Леккеру картины в Длинной галерее, — сказала она Линн. — Не хочешь пойти с нами?

— Мне лень вставать, — улыбнулась ей Линн.

— Линн хочет сказать, что мы ей нравимся больше любых картин, — подхватил один молодой летчик, и все засмеялись.

Рука об руку с Джарвисом Леккером Мона вышла из гостиной. Она была раздражена, ибо прекрасно понимала, что картины Леккера не интересуют — он просто хочет увести ее от друзей.

Как многие сильные мужчины, он инстинктивно стремился быть в центре внимания, хотел вещать и пользоваться безраздельным вниманием своих слушателей; но в гостиной, среди беззаботно веселящейся молодежи, на это надеяться не стоило.

«Хоть бы он заскучал и ушел!» — сердито думала Мона, но понимала, что на это надежды нет; пока она здесь, он никуда не уйдет.

Свернув в Длинную галерею, они встретились с выходящими оттуда викарием и Чар.

— Вы уже уходите? — с нескрываемым разочарованием спросила Мона. — Викарий, может быть, пройдете с нами по второму кругу? Я об этих картинах почти ничего не знаю, вы сможете рассказать мистеру Леккеру гораздо больше…

Но Чар, разумеется, такого допустить не могла.

— Сначала викарий выпьет со мной рюмочку! — объявила она. — Такое обилие духовной пищи нужно запить чем-нибудь материальным! А вы идите, мы вас догоним.

Мона прекрасно поняла, что это означает. В молчании дошли они до конца галереи и остановились перед прекрасными старинными портретами, изображающими Меррилов былых времен. Здесь они были одни, и шум вечеринки почти не долетал в это отдаленное помещение.

— Ну, расскажите же мне о них, — попросил Джарвис Леккер. На предков Меррила кисти знаменитых художников он не смотрел — только на нее.

— Я не слишком хороший экскурсовод, — нервно проговорила Мона. — О картинах лучше спрашивать самого Майкла или викария.

— А я предпочитаю послушать вас, — отозвался Джарвис Леккер.

С этими словами он положил руку на ее обнаженное плечо. Мона резко отстранилась.

— Ну-ну, будьте же со мной подобрее! — протянул он.

— Не люблю, когда меня трогают, — холодно отозвалась Мона.

Но на Джарвиса Леккера ее тон не подействовал.

— Должно быть, это зависит от того, кто трогает.

— Может, вы и правы.

— Смешная вы! Чар предупреждала, что с вами будет трудновато, — теперь вижу, что она была права.

— Чар вас предупреждала? И о чем же?

Мона присела на широкий подоконник, уложенный вышитыми подушками.

— Говорила, чтобы я не гнал коней, — ответил Джарвис Леккер. — Сказала, что не так давно вы потеряли кого-то, кто был вам очень дорог.

— Так она и это сказала… — тихо проговорила Мона.

— Да. А я ответил: не бывает таких сердечных ран, которые нельзя исцелить. — Джарвис сел рядом с Моной, положил руку ей на колено. — Может, позволите мне вас утешить?

Мона взглянула на него с отвращением.

— Никто, — медленно и раздельно проговорила она, — никто на свете меня утешить не сможет!

Ответить он не успел: она вскочила на ноги и двинулась в другой конец галереи.

— Идемте посмотрим миниатюры, — бросила она через плечо. — Они в башне.

Только включив свет в маленькой восьмиугольной комнатке, где хранились под стеклом ценные миниатюры, она сообразила, что допустила ошибку. Джарвис Леккер вошел за ней следом, и на лице его она разглядела нескрываемую усмешку мужского торжества. Он захлопнул за собой дверь.

— Вот что я вам скажу, милая моя, — проговорил он, подходя к ней вплотную. — Довольно вы от меня бегали. Я человек прямой: в делах, когда хочу чего-то, так об этом и говорю и не вижу, почему бы и в любви не поступать так же. Я хочу тебя, Мона. Ты же знаешь, верно?

Он хотел положить руки ей на плечи, но Мона попятилась.

— Простите, — тихо ответила она, — но вы ошибаетесь. Не знаю, что вам там наговорила Чар, в чем она вас убедила, но это все неправда…

— Плевать мне на Чар! — грубо оборвал ее Джарвис Леккер. — Мне посредники не нужны — все, что хочу, я беру сам! А теперь послушай меня, Мона, детка…

Она пятилась, пока не прижалась спиной к застекленному шкафу с миниатюрами. Бежать было некуда. Джарвис загнал ее в угол; она была в ловушке.

Рядом с этим мощным и грубым хищником она ощущала себя беспомощной, словно зверек в западне, — такой слабой, такой усталой, неспособной сопротивляться…

— Джарвис, пожалуйста!.. — взмолилась она, но договорить не успела. Дверь отворилась; на пороге стояли двое.

Джарвис быстро (хоть и неохотно) отодвинулся, однако того, что между ним и Моной происходила некая интимная беседа, было уже не скрыть. На лице Стеллы Ферлейс отразилось нескрываемое изумление; что же до Майкла, Мона ощутила, что он не только удивлен, но и разъярен.