Тётушка Розмари, пребывающая в воинственном настроении после полицейского допроса, прекратила накалывать на вилку грибы и овощи, поданные к мясу, и внимательно посмотрела на Майкла. Её голубые глазки сощурились, губы презрительно изогнулись.

– По-моему, молодой человек, вы пьяны, – злорадно заявила она. – Ваше воспитание и так оставляет желать лучшего, это ясно всем присутствующим. И к тому же вас совершенно не касается, как я собираюсь распорядиться своей находкой.

Получив от тётушки Розмари отпор, Майкл жизнерадостно расхохотался и поднял бокал, не дожидаясь, пока Энглби его наполнит.

– Так держать! Вот это я понимаю, боевой настрой! Вот на кого бы я поставил! А что, давайте заключим пари: ставлю десять фунтов на то, что первым, кто отыщет свой камень, будет тётушка Розмари! Кто присоединится?

– Да прекратите вы уже! – не выдержал Себастьян Крэббс. – В доме произошло убийство, девушку ещё даже не успели похоронить.

– Но мы-то ведь живы, – возразил Майкл без тени смущения. – Айрис Белфорт окончила свой земной путь, но и я, и моя жена, и вы, и тётушка Розмари, и красотка Вивиан, и близнецы, и Крэббс, и даже Энглби – старина, это я про вас! – мы-то все живы! И нам ещё долго будут нужны и ростбиф, и драгоценные камни, и наряды, и… в общем, всё, что удовлетворяет наши земные нужды.

– Уверен, что ваши земные нужды удовлетворить сполна крайне сложно, – язвительно сказал Себастьян Крэббс.

– Что поделать, таким уж я создан, – примирительно поднял ладони Майкл. – Всегда желай большего – вот мой жизненный девиз! Только неудачники верят в справедливость. Остальным приходится брать судьбу в свои руки.

За разговорами он то и дело отхлёбывал из бокала, раз за разом опустошая его и делая знак Энглби восполнить потери. Лакей подходил к столу с непроницаемым лицом и, склоняясь с подчёркнутой церемонностью, медленно наполнял бокал на три четверти.

– А вы, Твидлдум и Твидлди7? Уже определились, как поступите со свалившимся богатством? Приятно, наверное, строить планы на будущее, когда оно обещает быть радужным, – и Майкл хотел сказать ещё что-то, но Грейс его опередила.

– Я покажу тебе свою картину с шифром, Майкл. И позволю помочь мне с поисками. А когда мы отыщем камень и продадим его, то я дам тебе денег, чтобы ты мог стать партнёром в своей фирме.

Всё это Грейс проговорила монотонным и хриплым голосом, будто внезапно заболела. Она не смотрела на мужа, по-прежнему уставясь в тарелку, где сейчас громоздилась крайне неаппетитная гора изрезанного в клочья мяса и мятых овощей.

– Вот это сюрприз… – начал Майкл, но его прервал громкий звон разбивающегося стекла и пронзительный женский крик.

Кричала Вивиан. Вскочив со стула и обхватив плечи руками, она, некрасиво раскрывая рот, выкрикивала что-то невразумительное, и ни слова нельзя было разобрать в её истерических воплях. Себастьян Крэббс, уронив со стола приборы, неловко кинулся к ней, но, не успев взять трость, оступился и вынужден был схватиться за спинку стула.

Вивиан всё не умолкала, и из-за её криков никто не мог разобраться в происходящем. Тишина наступила только тогда, когда Оливия взяла со стола кувшин с водой и плеснула из него прямо в лицо кузине, бьющейся в истерическом припадке. Тогда, оставив всхлипывающую Вивиан на попечении тётушки Розмари, близнецы подошли к окну столовой и обнаружили в груде битого стекла широкий плоский булыжник, к которому почтовой бечёвкой была примотана мёртвая птица. Тонкая шейка с голубоватым отливом была сломана, круглые бусинки глаз подёрнуты мутной плёнкой, а в уголке клюва, будто ржавчина, застыла капля крови.

Утро воскресенья началось с печальных новостей. В полицейское отделение поступил звонок от перепуганной экономки мистера Блакетта, которая, вернувшись из длительной поездки к захворавшей гриппом сестре, обнаружила своего хозяина, пожилого джентльмена, застрелившимся.

Отставной полковник был мёртв уже несколько дней, и зрелище его крупной головы с седыми бакенбардами, лежавшей в кровавой луже, вызвало у впечатлительной женщины нервный приступ такой силы, что беседу с ней пришлось на время отложить.

Застрелившийся полковник, по оценкам полицейского медика, расстался с жизнью предположительно двадцать седьмого сентября, в четверг. Послание, которое можно было принять за предсмертную записку, начиналось словами: «Меня терзает жестокий стыд, как только я подумаю о том, что сделал. Однако то, что я собираюсь совершить, способно ввергнуть меня в ещё большее бесчестье…»

На этом текст записки заканчивался, как будто самоубийца боялся передумать и спешил быстрее приняться за дело.

Примечательно, что в спальне полковника, под аскетически тощим матрасом, обнаружились несколько конвертов без почтовых штемпелей и марок. В каждый из них были вложены листки с одинаковыми цифрами. Таких конвертов инспектор насчитал двенадцать, причём одно из посланий содержало небольшой машинописный текст, гласивший: «В этот раз сумма должна быть уплачена целиком, а не частями. Будьте благоразумны».

Ожидая, пока экономка Блакетта придёт в себя, инспектор решил изучить информацию по делу об убийстве в Гриффин-холле. Ответные письма на запросы начали поступать с раннего утра, и теперь сержант обрабатывал полученную информацию, передавая её инспектору.

– Пришла характеристика на Филиппа Адамсона. Письмо о состоянии финансовых дел Майкла Хоггарта. Банковский отчёт о состоянии счёта Розмари Сатклифф и кое-какая информация из деревни, в которой она снимает коттедж. Характеристика Оливии Адамсон из женского пансиона Святой Урсулы. Сведения о Вивиан Крэббс немного запаздывают. Одно можно сказать точно – преступлений за ней пока что не числится.

Это многообещающее «пока что» выдавало отношение сержанта к иностранцам и немало позабавило инспектора. Однако Оливер нахмурился, вспоминая собственный приказ.

– Постойте, Киркби, но я не давал распоряжения запрашивать характеристику мисс Адамсон.

Смуглая кожа сержанта чуть потемнела на скулах. Он замер на секунду, а после кратко пояснил:

– Я подумал, сэр, что стоит сразу же отослать запрос. Вдруг выяснится что-то интересное.

Инспектор Оливер любил держать под контролем даже самые малозначительные нюансы дела, которое вёл, и не слишком приветствовал инициативу. Однако сейчас у него не было времени отчитывать не в меру резвого сержанта.

Приобщая найденные в доме Блакетта письма к делу о самоубийстве, он произнёс:

– Понятно, Киркби. Расскажите о том, что вам удалось узнать.

Сержант выпрямился и напряг жилистую шею. Стараясь придать своему скрипучему голосу глубину, он заговорил слегка в нос, намеренно выделяя каждое слово, отчего даже самые невинные детали обретали двусмысленное значение.