Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Михайловском мы снимали фильм, вроде, о прошлом. Минули годы, и для меня в проекции судьбы Олега Даля этот фильм тесно переплелся с настоящим. И когда в кабинете Пушкина Олег произносит: «Но не хочу, о други, умирать. Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать…» – я слышу не только пушкинские стихи, но и горестную мольбу моего талантливого современника.
Виктор Шкловский. «На стихи Пушкина…».
Переделкино. Июнь 1979 г.
О будущих юбилеях.
Переделкино. Июль 1979 г.
«НА СТИХИ ПУШКИНА…»[9]
Дорогой Далик!
Вот воз сена, в котором спрятана
моя любовь к тебе.
Не только в каждом доме, но, пожалуй, и в каждой комнате существует в нашей стране голубой экран телевизора.
Я говорю не только о городах, но и о селах. Про деревни нельзя только обобщать, что в каждом доме. Но птицы, которые в Москве только садились на кресты, сейчас садятся на антенны телевидения.
В Москве есть два музея, посвященных Пушкину. Открывают еще третий музей, в московской квартире Пушкина. Но музеи сейчас плохи тем, что они сильно посещаются и люди через залы музеев должны идти поспешно.
Село Михайловское известно всем в России, но оно так же, как и сады Ясной Поляны, наполнено посетителями.
Медленность посещений, возможность осмотреть дома, пруды; драгоценная медленность восприятия сейчас затруднена в музеях.
Пушкин есть везде, не хватает новых изданий Пушкина.
Романсы Пушкина, оперы Пушкина, музыка, связанная с его именем, с его творчеством, школьное восприятие, все приближает нас к Пушкину, но восприятие поэзии часто требует медленности, настроения благодарной вдумчивости.
Дороги, идущие через Ясную Поляну, дома Михайловского и Тригорского наполнены людьми.
В наших музеях приходится менять паркеты, люди, идя к Пушкину, стирают крепкие дубовые полы.
Новая телекартина «На стихи Пушкина…», сделанная по сценарию Татьяны Правдивцевой, передает нам известные строки романсов, повторяет нам прекрасно спетые песни, но телефильм поражает нас не музыкой или не только музыкой, посвященной Пушкину, но и чтением пушкинских стихов.
Читает их знакомый нам всем актер Олег Даль. Сколько раз мы слушали стихи Пушкина, связанные с селом Михайловским!
Мне приходится как человеку, мало знакомому с музыкой, говорить прямо и только о чтении стихов.
Оно прекрасно тем, что связано с заново понятым воздухом прекрасного села, с древней церковью.
Прекрасное Михайловское, деревья которого сохраняют и обновляют нам строки стихов. Чтение стихов дает нам еще одну краску; село Михайловское это прекрасная долгая тюрьма Александра Сергеевича Пушкина.
Надменный вельможа с любезным письмом, презрительными похвалами стихам Пушкина – полудонос, полный ревностью, – оторвали Пушкина от берега Черного моря, от ссылки, где поэт мог пойти в театр, встречался с людьми. Они перенаправили его в село Михайловское, как в одиночную камеру, как в карцер.
Пушкин был в Одессе создателем великих стихов. Воронцов в письме к императору унижал Пушкина, называя его почти подражателем Байрона. Поэта в бедной, запущенной и разоренной усадьбе встретил отец, сперва довольно ласково, но боязнь ответственности привела и отца к доносу. Вероятно, Пушкин не был самым приятным человеком, самым тихим гостем у семейного стола. Отец его не был человеком непросвещенным: он сам даже писал стихи, но не часто и совсем не хорошо… Отец стал перевоспитывать сына, давать ему наставления, но не деньги. Очевидно, произошло что-то такое, о чем мы можем догадаться по драме Пушкина «Скупой рыцарь». Отец столкнулся с сыном и пожаловался властям: он говорил даже, что сын хотел бить его. В письме, посланном императору, поэт просил перевести его в тюрьму.
Стихи поэта, написанные в селе Михайловском, разнообразны: тут написаны первые главы «Евгения Онегина», здесь Пушкин достиг гениальности. Отсюда он писал письма друзьям. Здесь он сам собирал разные песни. Ему позволялось ездить на лошади, но, очевидно, только около дома, потому что сохранились ограничения, запреты на посещения ближайших очень глухих городков.
Жизнь в селе Михайловском была горькой и славной, и стихи, там написанные, направлены иногда к старой няньке – они говорят о бедной юности, о вьюге, которая окружает дом, как бы сторожа узника.
Вот эта бедная, загнанная жизнь, жизнь без ясных представлений о будущем, без книг, с надзором, к которому был привлечен ближайший Святогорский монастырь.
Несмотря на то, что были соседи, были любовные увлечения, это была горькая жизнь.
Кажется, в то время Гоголь писал о «вьюге вдохновения». «Вьюга вдохновения» создает прекрасный, но тяжелый климат.
Чтение стихов – я говорю сейчас о чтении Олега Даля, – мне оно кажется новым, без всякой утрировки, без пафоса передает настрой жизни села Михайловского.
Молодой режиссер – о молодости я говорю сравнительно со своим временем – Владимир Трофимов сделал картину емкую и простую. Актер, про которого я говорю, не выдвинут на первый план; дается и большая музыка больших оркестров. Но не носящий театрального костюма, конечно, без грима, спокойно-взорванно, Олег Даль кажется нам просто написанным сценарием. Без режиссерского нажима временами он кажется Пушкиным.
Как бы приснившимся Пушкину.
Песни поются негромко, вместо действия великой судьбы приходит человек с гитарой. Все очень обыденно и все очень высоко.
Я пишу сам для себя вторую рецензию. Мне трудно выразить самое простое: старый человек, который много десятилетий знает кино, знает телевидение, сидел и учился, как надо понимать и воспроизводить прошлое, как надо обновлять великие навыки музеев.
Понимаю, что значат слова: «Да здравствует разум… Да скроется тьма!»
Я приветствую шаги постижения новой музы.
Приветствую слово, солнце над селом Михайловским, приветствую разум актера.
Приветствую ум и талант Олега Даля, его походку на трудной тропе десятой музы.
О БУДУЩИХ ЮБИЛЕЯХ
Мы мало тратим времени на кино. Недавно я видел картину о селе Михайловском. Это село изгнания. Здесь томился Пушкин. Если вы в деревне будете говорить о нем, то все его называют Александр Сергеевич. Он живой и продолжает жить среди деревьев. Я здесь был зимой в 1937 году. Кажется, так. Это было столетие смерти Пушкина. Леса кругом вырублены, но леса Александра Сергеевича стоят как знамена. Автомобили у корней деревьев кажутся ничтожными. Александр Сергеевич сохранил вокруг себя природу, и все вещи вокруг него, даже снег иначе виден. Пушкин учил нас видеть.