Мария Кристина Пия родилась пухленькой и с миловидным личиком.

Принц Пиньятелли Данти организовал пышное крещение, на котором присутствовали такие персоны, как кардинал Патрици, двадцать два принца и принцессы королевской семьи, герцог Алансон, герцог Пармский, великий герцог Тосканский, послы из Австрии и Баварии, четырнадцать кардиналов и несколько знатных особ из Неаполя. Именно герцогине Сан-Чезарио выпала честь держать новорожденную перед купелью. Широко известная в Париже, где часто бывала[325], она разделяла с королевой ее переживания об осаде Гаэты и последовала за ней в ее бегстве в Аугсбург[326]. Эта женщина была почти на сорок лет старше Марии Софии и была для нее авторитетом. Пий IX, крестный отец ребенка, послал за вышитой золотом шубой с гербами королевы и камеей, окаймленной рубинами.

Судьба отказала Бурбонам в наследнике мужского пола, даровав его тем, кто обогатился на их разорении. Кажется, она решительно отказалась от справедливости в пользу большинства. Невестка Виктора Эммануила родила сына, которого павшие король и королева с горечью называли «принцем Неаполитанским»! Однажды он взойдет на трон Италии под именем Виктора Эммануила III. Однако при рождении Марии Кристины Пии всеобщей радости, казалось, не было предела.

Тем более что Неаполя больше нет в прежнем Неаполе! Он теперь в Риме. Казалось, что все представители народа Обеих Сицилий собрались в Вечном городе, чтобы поздравить счастливых родителей. Поезда, прибывавшие на вокзал Термини, были забиты делегациями из каждой неаполитанской провинции, которые правительство Пьемонта пропустило, не сумев сдержать этот бурный поток посетителей[327]. В старом королевстве рождение принцессы было праздником для всего народа. Все Палермо пестрело королевской символикой и прокламациями Бурбонов. Шелковые платки с портретами павших государей продавались повсеместно[328]. В Неаполе кардинал Сфорца закрыл собор для королевской семьи узурпаторов и отказался благословить наследника Савойи[329]. Партия легитимистов была взволнована, как и во времена Гаэты, она распространяла сотнями тысяч прокламации, призывая население не забывать о верности, которую сердца всех жителей Обеих Сицилий, безусловно, сохранили своему законному правителю[330].

Скорбя о невосполнимой потере Эммануэля, Мария София преисполнилась надежды. Дочь вырвала ее из оцепенения и горя. Она хотела верить, что наконец-то оправится и больше не будет страдать. А затем несколько неожиданных радостей разгоняют ее мрачные мысли. Она смогла восстановить свою спортивную фигуру и была рада возможности продемонстрировать ее знаменитой Харриет Хосмер. Увлеченная мужественными героинями, эта американская женщина-скульптор, прожившая в Риме более тридцати лет, известна тем, что создала великолепную статую Зенобии, королевы Пальмиры[331], – одной из завоевательниц, сломившей раболепное смирение, навязанное ее полу. Теперь она взялась за свою новую модель: Мария София! Ее современная Зенобия в натуральную величину, с пушечными ядрами Гаэты, лежащими у ее ног[332].

Художница была очарована грацией и красотой кареглазой баварки, поражена ее сходством с Людвигом II, двоюродным братом королевы, живущим только любовью к искусству. Она не скрывала того, что эта прекрасная королева[333] пробуждает в ней самые нежные мысли. Марии Софии, в свою очередь, понравилась эта необыкновенная художница[334]. Укрывшись от сплетен в ее студии на Виа Маргутт[335], королева чувствовала себя необычайно уютно. Как и она сама, Харриет – Хэтти для своих близких друзей – потеряла своих близких[336]. Как и она, Харриет воспитывалась как мальчик, занималась греблей, верховой ездой, стрельбой, лазала по деревьям. Она была свободным и независимым человеком, женщиной, которая отказалась подчиняться мнимой морали условностей и невежества, которые создают женскую закрепощенность. Раньше она виделась с Жорж Санд. А сегодня она вознесена на пьедестал среди удивительных иностранных мастеров; это художники и ученые, завсегдатаи кафе Greco[337]: поэты Роберт и Элизабет Браунинг, писатели, такие как Натаниэль Готорн, Джордж Элиот или Теккерей, автор «Воспоминаний Барри Линдона», а также дамы из «мраморного стада»[338], группы американских женщин-скульпторов, ваявших в неоклассическом направлении[339] которые приехали в Рим, чтобы окончить свое обучение. Большинство из них возмущали общественность своим образом жизни, например, жили одни или сожительствовали вне брака, имели отношения сексуального характера с другими женщинами, ваяли обнаженные тела или побуждали мужчин позировать перед ними без одежды. Мария София чувствовала себя спокойнее в этой декадентской атмосфере, чем среди старух, которые выражали свое отвращение при ее появлении, в приходах, церквях и в других святых и угрюмых местах.

Увы, возрожденное счастье молодой матери длилось недолго, потому что здоровье дочери стало стремительно ухудшаться. К постели Марии Кристины Пии вызвали лучших врачей, в том числе прекрасного доктора Фишера… Все напрасно! В марте начали замечать первые язвы, первые гнойнички на нежном теле ребенка. Целую неделю Мария София не выходила из комнаты новорожденной. Днем без отдыха, ночью без сна, она оставалась там, в кресле, в помятой одежде и с растрепанными волосами до того самого 28 марта 1870 года. В тот день она поручает уход за своей дочерью герцогине Сан-Чезарио и решает позволить себе небольшую передышку в своей комнате, чтобы причесаться. Возвратившись, она увидела, что изможденное лицо малышки стало белым как мел. Мария Кристина Пия только что испустила дух.