Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Танзи охватил гнев. Как эти люди смеют вмешиваться в ее жизнь?
– Не думают же они, что я в таком виде пытаюсь соблазнять обитателей ранчо, – произнесла Танзи.
– О, они уверены в том, что мы обесчестим любую женщину, стоит ей попасть к нам.
Не успел Стокер остановить лошадей у крыльца, как Этель, округлив от ужаса глаза, крикнула:
– Что они сделали с вами?
– Я просто чистила печь и мыла пол, – улыбнувшись, ответила девушка. Увидев Танзи, Этель, очевидно, решила, что подтвердились ее худшие опасения. – Мужчины не умеют поддерживать чистоту на кухне.
– Вы не можете здесь оставаться, – заявила Этель. – Это небезопасно.
Танзи подошла к коляске.
– Если речь идет о моей репутации, то она уже испорчена. Бетти Хикс постаралась.
– Я не поверила ей, – сказала Этель.
– Но я действительно работала в игорном клубе, однако моя честь от этого не пострадала. Ей ничто не угрожает и здесь.
– Вы не должны доверять Рассу Тибболту, – заговорил Стокер. – Ни ему, ни его людям. Они лжецы и преступники.
– Я сплю в отдельной комнате, а они в сарае. В другой комнате, около моей двери, спит Черепашка.
– А кто сказал, что можно доверять мальчишке! – возмутился Стокер.
– Мой племянник может казаться странным и раздражать всех, – ледяным голосом отрезала Этель, – но он никогда не покусится на честь порядочной женщины. И другим не позволит этого сделать.
– Он не сможет остановить Расса.
– Ему и не придется этого делать, – усмехнулся Уэльт.
– Очень огорчительно видеть тебя здесь, Уэльт Аллард, – вздохнула Этель. – Ты разбил сердце своим родителям.
– Я не хочу иметь дело с лгунами и подхалимами, которые по чужой указке готовы оговорить кого угодно и отправить невинного человека в тюрьму. Для которых слово Стокера важнее собственной совести.
– Ты называешь меня лгуном, сынок? – прорычал Стокер.
– Ты, черт возьми, не ошибся. Я назвал тебя так еще десять лет назад.
Рука Стокера потянулась к ружью, которое лежало у него на коленях, но Танзи быстро встала между ним и Уэльтом.
– Не советую вам устраивать тут перестрелку, – сказала она. – Если вас не убьет Уэльт, это сделает кто-нибудь другой.
– Как вы можете одобрять насилие! – возмутилась Этель.
– Я не одобряю насилия. Но не нужно хвататься за ружье, если кто-то говорит то, что вам не по душе.
– Он назвал меня лгуном.
– Думаю, человек с таким достатком и репутацией, как у вас, не должен обращать внимания на то, что о нем говорят.
– Человек с достатком должен заботиться о своей репутации.
– Хотите сказать, что если убьете Уэльта, то таким образом позаботитесь о свой репутации?
– Помогите мне, Стокер, – сказала Этель. – Я должна поговорить с Танзи. Не могу допустить, чтобы она осталась в таком опасном месте.
– Вам тоже лучше зайти в дом, – обратилась Танзи к Стокеру. – Мне бы не хотелось оставлять вас одного наедине с Уэльтом. Здесь, правда, грязно, – извинилась она, когда непрошеные гости зашли на кухню. – Я как раз убирала.
– Вы вон там спите? – спросила Этель, жестом указав на дверь спальни.
– Можете зайти туда и убедиться, что там нет даже окон и что единственный вход здесь.
– Это не важно. Никто не поверит вам, что вы жили здесь с пятью мужчинами, и ничего такого не произошло. Возможно, мне удастся договориться со школьным комитетом, и вам снова позволят работать в школе, – решительно заявила Этель.
– Вы можете работать на меня, – сказал Стокер.
– Чтобы все шептались за моей спиной? Жители Боулдер-Гэп не сомневаются в том, что, проведя два месяца на ранчо, я потеряю девственность. Но потерять девственность можно и за неделю. И даже за одну ночь. Что же касается вашего предложения, – Танзи повернулась к Стокеру, – то я вот что вам скажу. Мужчины, приходящие в салун, обязательно узнают, что я оказалась там не по собственному желанию, а потому, что была обесчещена. Они будут чувствовать себя виноватыми в какой-то степени, так как их намерения тоже не отличаются благопристойностью. Я вам принесу одни убытки. Так что идти мне некуда.
Этель и Стокер в один голос принялись убеждать Танзи вернуться в Боулдер-Гэп, но она вежливо отказалась, сказав, что обещала отработать на ранчо два месяца и не может нарушить данного обещания.
– Обещание, данное преступнику, лгуну и негодяю, можно нарушить в любой момент, – заявил Стокер.
– Не думаю, что вы справедливы по отношению к Рассу, – возразила Танзи. – Мы с Черепашкой видели от него только добро.
– Где мой племянник? – спросила Этель, которая только сейчас вспомнила о Черепашке. – Я заберу его отсюда.
– Расс учит его обращаться с животными.
– Хотите сказать, учит, как угонять коров? – усмехнулся Стокер.
– Нет. Расс учит Черепашку ездить верхом и бросать лассо. Думаю, он также научит его, как защитить своих коров от угонщиков.
– Но Расс сам крадет коров у фермеров со всей округи, – сказал Стокер.
– Я что-то этого не заметила. Разве у вас есть доказательства?
– Мне не нужны никакие доказательства. Я в этом уверен.
– Но я могу сказать то же самое: мне не нужны никакие доказательства, потому что я точно знаю – Расс не угоняет чужой скот. Как вы думаете, кто из нас прав?
– Вы очень упрямая женщина.
– А вы человеконенавистник.
– Я стал таким из-за Расса Тибболта. Он убил моего брата.
– Уэльт говорит, что это был честный поединок.
– Уэльт лжет.
– Он встал на защиту Расса, потому что знает, как все было на самом деле. Он даже отрекся от собственной семьи, поскольку его родители повели себя не очень порядочно в этой истории. Отказался Уэльт и от легкой жизни, которая его ждала. Однажды я видела вас в гостинице в компании мужчин и заметила, как они стали переглядываться, стоило вам заговорить о Рассе. Я сразу поняла, что тут что-то не так, и жители Боулдер-Гэп хорошо это знают. – Она посмотрела на Этель. – Благодарю вас за заботу, но я остаюсь. Скажу вашему племяннику, что вы хотели его увезти, но не могу заставить его возвратиться в Боулдер-Гэп. А теперь, прошу меня извинить, я должна готовить ужин к приходу мужчин.
Танзи поднялась. Вслед за ней поднялась Этель.
– Я увезу вас отсюда силой, – заявил Стокер.
– Вам придется утешиться тем, что вы сделали все возможное, желая помочь мне.
Стокер вскочил и зашагал к выходу.
– Надеюсь, вы не раскаетесь в своем решении остаться, – сказала Этель.