— Я понимаю.

— Так-то. Следующей была лошадь, которая скончалась в боксе интенсивной терапии. Я рассказывал тебе о ней сегодня утром.

Я кивнул. Он, похоже, не собирался повторять свой рассказ, но я спросил:

— Кто был владельцем?

— Один парень по фамилии Фитцуолтер. Порядочный человек. Он отнесся к этому философски и меня не винил.

— У тебя есть какие-то соображения на этот счет? Или ты считаешь, что эта умерла естественной смертью?

Он тяжело вздохнул.

— Я провел анализ крови этого жеребца, но я слишком поздно взял пробу. Результат неизбежно был бы отрицательным.

Я внимательно посмотрел на его бледное взволнованное лицо.

— Даже если результат был отрицательным, у тебя ведь есть какие-то подозрения?

— Подозрения есть уже хотя бы потому, что это случилось.

Такой ответ казался резонным в сложившихся обстоятельствах.

— Вскоре после этого случая от Макинтоша поступила вторая лошадь и тоже скончалась на операционном столе, как и первая. — Он покачал головой. — Только тогда мне пришла в голову мысль об атропине. Зрачки были расширены, понимаешь? Я не обратил на это внимания в первый раз или же просто не придал значения, потому что еще не было оснований для подозрения.

— Ты прав, — вздохнул я.

— Потом, в четверг, в день твоего приезда мы потеряли лошадь Иглвуда, случай с берцовой костью. Симптомы те же. Остановка сердца и падение давления. Перед операцией я взял кровь для анализа, а Оливер еще раз сделал это, когда стало ясно, что лошадь нельзя спасти. Но результатов мы уже никогда не узнаем, потому что тесты лежали в холодильнике в лаборатории сгоревшего здания. Я собирался послать их для анализа в специализированную лабораторию.

— Скажи, были ли какие-нибудь существенные отличия в случаях с двумя лошадьми Макинтоша от той операции, которую ты проводил при мне, если не считать отсутствия физического нарушения проходимости кишечника?

— Никаких, кроме того, что вместо тебя была Белинда. Скотт занимался наркозом, а Белинда готовила инструменты. Мы всегда так работаем.

— Втроем?

— Не всегда. Бывает, присутствует кто-то еще. Например, Люси помогает во время операций на пони. Часто ассистирует Оливер. Я, в свою очередь, помогаю Джею с коровами и быками. Кэри всегда следит, чтобы все шло как нужно. Он при необходимости может вмешаться, но последнее время он работает только с мелкими животными. Айвонн, несмотря на все ее кокетство, замечательный тонкий хирург, приятно смотреть, когда она работает. Я видел, как она, словно играя в разрезную головоломку, по частям собирала кошек и собак, попавших под машины. Однажды ей принесли любимца одного мальчика — маленького кролика. Она под микроскопом пришила ему обратно лапку. Прошло немного времени, и крольчонок уже прыгал по клинике. — Кен помолчал. — Клиника всегда была нашей гордостью и радостью, понимаешь? Не всякая ветлечебница располагает таким хорошим оборудованием. Поэтому к нам часто обращаются за помощью наши коллеги из других клиник.

— Давай вернемся к четвергу, — сказал я. — К тому времени все вы почувствовали неладное и дрожали над каждой операцией, так?

Он молча кивнул.

— Поэтому вы все проверяли дважды. С вами был Оливер. Вы оперировали на конечности, а не на брюшной полости. Постарайся вспомнить все до мельчайших подробностей, начиная с того момента, как привезли лошадь. Смотри, ничего не упусти. Не спеши. Я подожду. У тебя есть время.

Кен не спорил. Пока он думал, я следил за ним, замечая мельчайшие движения мускулов его лица, видя, как он переходит от одной процедуры к другой. Потом он покачал головой, нахмурился и огорченно откинулся на спинку стула.

— Ничего, абсолютно, — отрезал Кен. — Ничего, кроме… — Он замолчал в нерешительности, неуверенный в своей догадке.

— Кроме чего? — спросил я.

— Видишь ли, Оливер следил за экраном, как ты. Пару раз я тоже поглядывал на него. Сейчас я не могу поклясться, но мне показалось, что кривая электрокардиографа — линия, которая отражает частоту пульса, — несколько изменилась. Стоять и следить за ней я не мог. Может, мне и следовало это сделать. А потом, конечно, кривая заметно изменилась, так как была нарушена работа сердца. — Кен нахмурился, серьезно задумавшись. — Мне нужно будет кое-что проверить.

— Здесь? — спросил я, оглядываясь.

— Нет, дома. Все мои книги дома. И слава Богу, что они там. Кэри держал свои у себя в кабинете, и все мы могли ими пользоваться, если наталкивались на что-то такое, в чем мы сомневались. То, что не унес пожар, уничтожила вода, — он покачал головой. — Некоторые из тех книг невозможно будет заменить.

— Не повезло вам, — сказал я. — И на этом неприятности не закончились. — Во всяком случае, еще предстоит опознать труп, который обнаружили вечером.

Кен устало потер ладонями лицо.

— Поехали в Тетфорд.

— Ладно. Но, Кен…

— Что?

— До тех пор, пока они не выяснят, чье это тело, не ходи один по темным улицам.

Кен удивленно посмотрел на меня. Он как-то не задумывался над тем, что найденный труп может служить сигналом опасности.

— Это наверняка поджигатель, — возразил он.

— Возможно. Но зачем ему понадобилось устраивать пожар?

— Понятия не имею. Этого никто не знает.

— У меня складывается впечатление, что поджигатель сам не знал, что начнется пожар, до тех пор, пока уже ничего нельзя было поделать.

— Почему ты так считаешь?

— Растворитель, краска — они почему-то оказались там. Если бы ты собирался поджечь здание, разве ты решился бы бросить спичку, зная, что вокруг полно легковоспламеняющихся веществ?

Он подумал и сказал:

— Пожалуй, нет.

— Так что будь осторожен.

— Знаешь, ты напугал меня.

— Вот и хорошо.

Он пристально посмотрел на меня.

— Не ожидал, что ты окажешься таким…

— Каким?

— Таким… таким пронырливым.

Я криво улыбнулся.

— Как коварная игла? Но ведь никто из нас не может всего упомнить. Мы не сразу придаем значение многим серьезным вещам. Понимание, что ты запомнил что-то важное, часто приходит неожиданно и с большим опозданием. Поэтому, если ты вспомнишь что-нибудь такое, что упустил из виду, обязательно расскажи.

— Хорошо, — сказал он твердо, — расскажу.

Викки старалась изо всех сил понравиться Жозефине, матери Кена. Но, что правда, то правда — у них были несовместимые характеры. Викки, порывистой, щедрой, внутренне молодой, несмотря на седину, приходилось искать общий язык с обидчивой, скромно одетой, угловатой женщиной, для которой неодобрительное отношение к тому, что ее окружало, было привычкой. Белинда, отбывающая срок изгнания в кухне решила подзарядиться стаканчиком «Кровавой Мэри» (чтобы успокоить нервы и перестать визжать как сказал Кен, который и приготовил для нее напиток). Стаканчик возымел свое действие, и Белинда заметно подобрела. Мы с Грэгом разговаривали о том о сем, не произнося ничего такого, что стоило бы запомнить. Наконец все уселись за стол и принялись за жареного ягненка с картофелем, горошком, морковью и подливой. Признаться, я уже стал забывать о существовании подобных блюд. За столом все были настолько увлечены процессом поглощения пищи — передавали, подливали, подкладывали, — что я счел возможным безо всяких прелюдий заговорить на тему блестящей работы Кена, встреченной подозрительной неблагодарностью хозяина кобылы.