– Это определенно не птеродактиль, – сказала Лиза, ни к кому специально не обращаясь. – Это дракон!

– А есть разница? – спросил Райт.

– Кожа, голова, пасть и лапы, не говоря уже о хвосте, – перечислила Лиза бросающиеся в глаза отличия. – Да и комплекция у него не птичья.

Дракон был метров двенадцати в длину, считая от кончика хвоста и размах кожистых крыльев у него был, судя по всему, будь здоров.

– Что да, то да, – согласился с Лизой Иан. – Комплекция не птичья, но что мы знаем о птеродактилях?

– Вопрос не ко мне, – пожала плечами Лиза, продолжая рассматривать чудовище, покрытое серой с тусклым зеленоватым отливом кожей, темно-коричневые клыки и черный вертикальный зрачок в форме веретена.

– Это был риторический вопрос, – уточнил свою мысль Райт.

– Ну, так переведи его в практическую плоскость, – предложила Лиза. – Позови в помощь доктора Аллена и вот хотя бы моего родственничка. Шумский мужчина опытный, весь мир объехал, но главное он образованный: университет в Юрьеве закончил, то ли медицинский, то ли биологический факультет. Авось и подскажет что-нибудь дельное.

– Ладно, посмотрим! – кивнул Райт.

– Давайте, ребята, спустим его на нижнюю палубу, – мягко приказал он матросам. – Там и займемся… гм… изучением подробностей.

* * *

Стемнело не так скоро, но в конечном счете дошло и до этого. Сначала сгустились вечерние сумерки. Потом наступила ночь. К этому времени «Звезда Севера» уже отошла от стены кратера и легла в дрейф, что для воздушного корабля совсем не то же самое, что для морского или речного. Якорей на таких высотах нет и быть не может, и без дежурного пилота, бдящего «на рычагах», никак не обойтись. Однако учитывая обстоятельства, одним лишь пилотом не ограничились. Выставили еще и охранение. Иди знай, кто тут летает по ночам. Зачем летает. И в каком количестве. В любом случае рисковать не стоит, а береженного – это все знают – сам Бог бережет.

Пока Лиза, как и положено командиру, занималась первоочередными делами, – которых на нее свалилось вдруг столько, что только держись, – сама не заметила, как закончился день. Когда входила в свою каюту, как раз пробили в рынду две склянки. Десять часов вечера, то есть самая настоящая ночь.

Она включила в салоне свет, плеснула себе в хрустальный стакан на два пальца односолодового ирландского виски, закурила и села в кресло, чтобы подвести итог событиям прошедшего дня, да и вообще привести мысли в порядок.

«Итак, мы в Лемурии, – констатировала она, пыхнув папиросой. – Знать бы еще, что это означает!»

Означать это могло все, что угодно. И Лемурию, как остров или континент на планете Земля, и Лемурию, как иносказательное название чужого мира, другой планеты, иной реальности. Интуитивно Лиза склонялась ко второму варианту, хотя и не смогла бы объяснить, отчего так. Твердых доказательств у нее не было. Даже рисунок звездного неба над кратером ничем не отличался от того, какой возникал обычно в этих широтах над Индийским океаном.

«И все-таки не Земля!»

Откуда пришло это знание? Бог весть! Но Лиза уже научилась не удивляться таким вещам. Интуитивное знание. Сверхчувственное восприятие. Инстинктивное постижение. Что-то такое, что не объяснишь словами, неуловимое и эфемерное, но в то же время сущее, подлинное, живущее в ней самой, как неотъемлемая способность.

– Не Земля, – сказала Лиза вслух, словно произнесенные, пусть даже шепотом, слова обретают иной смысл. – Не Земля или все-таки Земля, но совсем не та.

И ведь все это уже однажды ей снилось. На самом деле, даже не однажды, а как минимум трижды. И не снилось даже, а пригрезилось. Приоткрылось в час испытаний, показав картину еще не случившегося будущего. Лиза видела тогда и туннель, заполненный клубящейся бурой мглой, и огромную кальдеру, на краю которой она однажды стояла. И, значит, есть шанс, что и покинутый город тоже лежит где-то за кромкой кратера в мертвой жаркой пустыне. Лежит, засыпанный мертвыми песками, и ждет ее, Лизы, возвращения, как ждут ее в великом долготерпении и те отлитые из металла фигуры, что стоят на золотом песке в глубинах озера, прозрачного, как оптическое стекло, и холодного, как арктические льды. Ей было очевидно сейчас в тишине чужой ночи, что между тем и этим, между ней самой и этим местом существует некая неочевидная, но несомненная связь. Но вот вопрос, отчего тогда молчит афаэр? Ведь все началось именно с него, с ключа, открывающего пути. Но, с другой стороны, Лиза и без афаэра оказалась способна чувствовать и видеть то, о чем никто кроме нее даже не подозревал. Так что же он такое, этот ее афаэр, позвавший Лизу однажды в самое сердце гибельной пустыни, позволивший себя там найти и отдавшийся Лизе в качестве то ли друга, то ли приза? Ключ? Условие? Знак власти?

Много вопросов и мало ответов. Но если быть честным перед самой собой и не принимать желаемое за действительное, Лиза ничего существенного про афаэр так и не узнала. А все, что узнала, имело как минимум два толкования, а то и больше. Гораздо больше. И выбрать единственно верную интерпретацию не представлялось пока возможным. Слишком мало фактов, слишком много впечатлений.

Лиза выбросила в пепельницу все еще дымящийся окурок, встала из кресла и подошла к панорамному окну. Повозившись пару секунд с замками, она освободила стопоры и открыла одну из створок, впуская в салон воздух лежащей за бортом терра инкогнита. Здесь – в этом неведомом мире – было довольно жарко даже теперь после захода солнца, но воздух при этом был чист и напоен странными, незнакомыми, но приятными ароматами. Сейчас запахи и звуки этой чужой земли проникли в каюту Лизы, даровав ей мгновение чуда, когда человек способен узнать – в смысле узнавания, а не познания – даже то, чего никогда прежде не встречал.

В дверь постучали.

«Что ж, сколько веревочке ни виться…»

Лиза оставила окно, без спешки, словно преодолевая собственное почти детское не хочу, подошла к двери и впустила Рощина в каюту.

– Только без нотаций! – мягко попросила она, попробовав быть не «однополчанином» и уж тем более не командиром, а просто женщиной.

– Я не собачиться пришел, – покачал головой Рощин. – Но ты задолжала мне пару ответов на самые животрепещущие вопросы. Согласна?

– Ты прав, – не стала спорить Лиза, признавая, что так оно и есть, задолжала, чего уж там! – Входи, располагайся, налей себе чего-нибудь выпить и давай поговорим.

Рощин взглянул на нее с недоверием, едва ли не с растерянностью. Он явно не ожидал такого поворота. А Лиза вернулась в свое кресло и сидела в нем, молча наблюдая за тем, как Рощин приходит в себя. Идет к поставцу, наливает себе что-то наобум из первой попавшейся под руку бутылки. Закуривает, поминутно оглядываясь на нее и словно бы спрашивая, у нас все в порядке? – и, наконец, идет к дивану, чтобы сесть напротив Лизы и задать свой первый вопрос.

– Ты знаешь, я не задаю лишних вопросов…

Так и есть, не задает. Ни о чем не спросил и тогда, когда она сунула ему пару «фантиков» из вощеной бумаги и сказала, что если что, пусть всыплет порошок в четверть стакана водки или коньяка и вольет ей в рот. Впрочем, нет. Спросил.