– Ну и как? – спросила она в ответ на изумленный взгляд мужа.

– Красное, как рубин? – поднял брови Эйдан. Так определила цвет платья Евы тетя Рочестер, когда Бьюкасл спросил ее об этом, – Или я уже не различаю цветов?

– Нет, различаешь. – Ева перекинула шлейф на левую руку и вошла в гостиную.

– Тетя Рочестер знает? – Вопрос казался излишним. Все можно было понять по ее лицу. – А Бьюкасл?

– Я не нуждаюсь в их одобрении. – Глаза Евы сверкали, будто в предвкушении ссоры, и она разразится, когда Ева спустится вниз. – Нет, они не знают. Может быть, твоя тетя передумает представлять меня королеве, и твое желание избавиться от меня исполнится.

Эйдан стиснул губы. Узкие, расшитые шелком полосы на широком подоле атласной юбки и широкие ленты по краям шлейфа светились в лучах проникающего через окно солнца.

– Ну, что ты думаешь о моем платье? – спросила она.

– А это имеет значение? – Он медленно оглядел ее с головы до ног. – Да, пожалуй, имеет. Ты сделала это нам назло, не так ли? Хочешь натянуть нам нос? Отомстить за строгое обращение с тобой? Возможно, напомнить нам, что твой отец сколотил состояние на угле? Твое вызывающее поведение совершенно на меня не действует. Ты могла бы просто уехать домой. Если желаешь, я могу отвезти тебя прямо сейчас. Но жаль портить твой маленький спектакль. Могу я предложить тебе руку?

А ведь Ева выглядит просто великолепно, подумал Эйдан. Он уже не помнил, когда еще ему хотелось рассмеяться от всей души. Он признавал, что она сыграла с ними неплохую шутку, и он испортит впечатление, если посмеется над ней.

Не глядя на мужа, Ева пошла рядом с ним. Она была слишком поглощена усилием сохранять гордый вид.

Разумеется, все собрались внизу в холле и жаждали первыми посмотреть на нее. Тетя Рочестер, вся в пурпуре, имела устрашающий вид. Она, Бьюкасл, Фрея и Аллин хранили гробовое молчание, наблюдая, как Эйдан ведет жену вниз по лестнице. Первой заговорила маркиза. Она была так поражена, что даже забыла о лорнете.

– Что? – спросила она, ее обтянутая пурпуром грудь распирала узкий корсаж. – Что все это значит?

– Я задержала вас? – с холодным спокойствием осведомилась Ева. – Мне очень жаль, но я уже готова, мадам.

– А где же, – настаивала маркиза, – придворное платье, которое мы заказали у мисс Беннинг?

– Но это оно и есть, – с невинным видом сказала Ева. – Если вы приглядитесь, то вы увидите, что оно почти такое же, как мы заказали.

«Почти». К изумлению Эйдана, ему нравилось происходящее. Ева провела всех – герцога, маркизу и лорда. Они недооценили эту деревенскую мышку.

– Оно черное! – с ужасом воскликнула тетя Рочестер, подтверждая то, что было и так очевидно.

– Да, мадам, – согласилась Ева. – Я велела мисс Беннинг сшить платье из черной материи.

– Не сомневаюсь, – произнес Бьюкасл тихим и самым приятным и, следовательно, самым зловещим тоном, – что леди Эйдан объяснит нам, зачем она это сделала.

Ева отняла свою руку у Эйдана. Он понял, что она этовилась к этой минуте. Не зря же она ворочалась и металась всю прошлую ночь. – Капитан Персиваль Моррис, мой брат, – сказала она таким же, как и у Вулфа, тихим голосом, только с едва заметной дрожью, – был так же дорог мне, как ваши братья дороги вам, ваша светлость. Возможно, даже больше – я любила его. Он не останется неоплаканным из-за того, что попросил меня не носить по нему траура, или из-за того, что вы приказали мне не носить черное, поскольку это может иметь нежелательные последствия для вашей семьи. Сегодня, и только сегодня, я почту память своего брата тем, что надену траур на самую, как вы все время уверяли меня, важную церемонию в моей жизни. Сегодня я должна быть представлена королеве и тем самым сделать наш брак вполне респектабельным в глазах общества и семьи Бедвин. И сегодня же я отдам должное своей собственной семье Моррисов.

– Браво! – прошептал Аллин, весело блестя глазами.

Бьюкасл поднес к глазам лорнет и с головы до ног смерил Еву холодным взглядом.

– Будем надеяться, – наконец сказал он, – что из-за вашего желания произнести речь, леди Эйдаи, вы окончательно не опоздаете ко двору. Ее величество не терпит, когда ее заставляют ждать. – Он повернулся и направился в библиотеку.

Леди Рочестер, пылая благородным негодованием, не говоря ни слова, повела их к выходу, и Эйдан снова предложил Еве руку.

Усадить ее в карету, не сломав, обруча или пера и не наступив на ее шлейф, оказалось непросто. Когда Эйдан, проводив карету, вернулся в дом, его семейство уже разошлось. Но двери в библиотеку, как он заметил, были открыты. Значит, Вулф ждал его. Прекрасно! Он пересек холл и решительно вошел, закрыв за собой дверь.

Бьюкасл сидел за столом, но не писал, а только поглаживал гусиное перо.

– Послушай, Вулф, – обратился к нему Эйдан, – я не потерплю, если ты будешь обижать Еву. Она приехала сюда не по своей воле. Ты убедил ее, что ее присутствие необходимо ради моей репутации. Она осталась, потому что не хотела показаться трусихой. Она молча страдала, в то время как наша семейка по каждому ничтожному поводу демонстрировала свое превосходство над дочерью простого углекопа. Ева усердно трудилась, чтобы заполнить пробелы б своем образовании и научиться свободно вращаться в высшем обществе. И все это она делала, поступившись своей личной потребностью отдать дань памяти брата, которого она, бесспорно, очень любила. Да, то, что она делает сегодня, – это ее протест и в то же время выражение ее печали. Я допускаю и такое. Я не стану упрекать ее, каким бы неудачным ни оказалось ее появление при дворе. И я не позволю осуждать ее. Не позволю, Вулф!

Бьюкасл не шевелился, продолжая поглаживать перо.

– Неужели я действительно не люблю ни одного из вас? – сказал он, не отрывая глаз от пера, как будто не слышал ни слова из тирады брата.

– Что? – Эйдан нахмурился.

– Она сказала, что ее брат был дорог ей не меньше, дороги мне мои братья, – сказал Бьюкасл. – Может быть, и больше, потому что она любила его. Разве я не люблю вас, Эйдан? – Он взглянул на брата с непривычной растерянностью. – Или своих сестер?

Если Бьюкасл когда-либо прежде и сомневался в себе, он никогда этого не показывал, во всяком случае после того, как ему исполнилось двенадцать.

– Любил ли я тебя, – спросил Бьюкасл, – когда настоял на том, чтобы купить тебе офицерский патент, хотя ты умолял меня не делать этого? Любил ли я Фрею, когда не позволил ей обручиться с Китом Батлером, который был тогда всего лишь вторым сыном? Люблю ли я Морган, запирая ее в классной комнате до тех пор, пока ей не исполнится восемнадцать, и настаивая на ее выезде в свет в следующем сезоне, хотя она этого не хочет? Да что такое любовь? Я не помню, чтобы я испытывал это чувство. Человек в моем положении не может себе позволить это чувство.