– Прошу прощения, – сказал он.

Теперь она, нахмурившись, посмотрела на него.

– Вы когда-нибудь улыбаетесь? – спросила Ева.

Какого черта? Конечно, он улыбается. Но почему он должен смеяться, ухмыляться, хихикать все время без всякой на то причины?

– Я никогда не видела вашей улыбки. Ни разу.

– Кажется, для улыбок нет особых поводов, – заметил он.

– Очень жаль. – Она снова склонилась над своим вышиванием.

Черт! Она подумает, что он имеет в виду их брак и ее общество. Но ведь он остался дома, с ней, не так ли? И вчера вечером тоже никуда не ушел.

– Я убийца, – резко произнес он. – Я убиваю, чтобы самому остаться в живых. И в этом нет ничего веселого.

Ева подняла голову, ее рука с иголкой застыла в воздухе. Эйдан нахмурился. Зачем, черт подери, он это сказал? Он давно гнал от себя эти мысли и никогда и ни с кем не делился ими, тем более с женщиной.

– Вот, оказывается, каким вы себя видите? – удивилась Ева. – Убийцей?

Ему вдруг захотелось ее встряхнуть, лишить этого самодовольного спокойствия, свойственного большинству англичан, очевидно, потому, что ужасы войны были так далеки от них. Они чувствовали себя в безопасности на своем острове.

– Говорят, каждая женщина влюблена в мундир, – сказал он. – Теперь я убедился, что в Англии все поголовно, и мужчины и женщины, влюблены в мундир, если он британский, прусский или русский. Все любят убийц.

– Но вы сражались против тирании, – возразила она, – за освобождение многих стран и множества живущих в них людей из когтей жестокого тирана. В этом есть нечто благородное и правильное, даже если при этом приходится убивать вражеских солдат.

– В будущем году или через год может случиться, что нашим врагом станет Россия, или Австрия, или Америка, а союзником будет Франция. Британцы, конечно, всегда на стороне добра и справедливости. На стороне Бога. Бог говорит на языке британцев, вы об этом знаете? А точнее, на языке образованных англичан, принадлежащих к высшему классу.

Она воткнула иголку в шитье, но не сводила глаз с Эйдана.

– Я – убийца, – повторил он. – Огромное преимущество быть солдатом в том, что меня, конечно, никогда не повесят за мои преступления. Наоборот, меня будут чествовать и будут мне льстить. А дамы по-прежнему будут влюбляться в меня, несмотря на то что я уже женат и даже не умею улыбаться.

О чем, черт побери, он разболтался? Он чувствовал отвращение к себе и боролся с подступавшими к глазам слезами. Ему хотелось, пока он не выглядит полным идиотом, вскочить и, не оглядываясь, броситься вон из комнаты или чтобы Ева опустила глаза и занялась своим вышиванием. Он не помнил, когда еще вот так раскрывал свою душу, разве что когда-нибудь в детстве.

– Мне очень жаль, – наконец сказала Ева. – Я такого и представить себе не могла. Наверное, потому, что вы кажетесь таким… Я не понимала. Не вызвано ли это тем, что мы закрываем глаза на истинную суть происходящего, когда одна армия защищает свободу нации от другой армии? И мы забываем, что армии состоят из живых людей с подлинными чувствами и переживаниями? А Перси чувствовал то же? Он никогда ничего не говорил. Да и не сказал бы, я думаю.

– Простите меня. – Полковник встал, отвернулся от нее и уставился на холодные угли в камине. – Я ответил глупостью на простой вопрос, почему я не улыбаюсь, мадам. Без сомнения, потому что я – Бедвин. Вы когда-нибудь видели, чтобы Бьюкасл улыбался?

А давным-давно он улыбался. В детстве они с братом были озорниками, издавали воинственные вопли и смеялись.

Окружающий мир казался им чудесным, удивительным и нескончаемым миром забав. В то время они были самыми близкими и самыми неразлучными друзьями.

Но Ева не позволила ему отклониться от темы.

– Почему же вы стали военным? – спросила она.

– Все вторые сыновья аристократов так поступают. – Эйдан глубоко вздохнул. – Вы этого не знали? Старший сын – наследник, второй – армейский офицер, третий – священник.

Только Ральф избежал судьбы третьего сына.

– Но как же вы служили три года с такими чувствами? – спросила Ева. – Почему вы не оставили армию? Вы же, видимо, очень богаты и не стеснены в средствах.

– Существует такая вещь, как чувство долга, – ответил Эидан. – Кроме того, вы не правильно меня поняли. Я не сказал, что мне не нравится воевать, а только то, что моя жизнь, жизнь убийцы, мешает мне улыбаться каждой глупой шутке.

Ева не ответила, и он повернулся к ней. Она снова шила, хотя ему показалось, что ее рука слегка дрожит.

– Как прошли ваши примерки сегодня? Вам понравилось? – поинтересовался полковник.

На этот раз, к его облегчению, ему удалось отвлечь ее мысли.

– Невероятно, но я должна буду надеть каждую вещь только один раз за время моего короткого пребывания в Лондоне. Леди Рочестер и мисс Беннинг заверили меня, что я выбрала только самое необходимое. Это ужасно. Мне страшно подумать, каковы будут счета, особенно с учетом вcex аксессуаров – туфель, перьев, вееров, шляп, ридикюлей, носовых платков и прочего.

– Вам не следует об этом беспокоиться, – сказал Эйдан. – Мои карманы, как вы только что заметили, набиты золотом.

Она удивленно подняла брови:

– Я сама оплачу свои счета.

– Я вам не позволю, мадам. – Он был вызывающе надменен. – Я буду одевать вас и оплачивать все расходы, пока вы живете у меня.

– Нет, не будете! – Ева воткнула иголку и отложила свое рукоделие. Два красных пятна вспыхнули на ее щеках. – Ни в коем случае, полковник. Я вполне способна заплатить за себя. И не желаю слушать…

– Мадам, – его глаза сузились, – это не подлежит обсуждению. Вы – моя жена.

– Нет! – Она широко раскрыла глаза. – Вы можете приказывать своим солдатам, но не мне. Я не позволю командовать собой ни вам, ни герцогу Бьюкаслу, ни маркизе Рочестер – никому! Я приехала в Лондон по своей воле. Я осталась здесь добровольно, вопреки вашему желанию. Я сама приняла леди Рочестер в качестве своей наставницы. Я приехала и остаюсь здесь не как какое-то низшее существо, которое надо натаскать так, чтобы оно не опозорило славное имя Бедвинов, а как равная, желающая отплатить добром за то добро, которое вы сделали для меня несколько недель назад. Я сама заплачу за свои туалеты.

– Разве вы не моя жена? – Эйдан как будто не слыхал ее последних слов. – Существует запись в церковных книгах, свидетельствующая о том, что вы лжете. Вы носите на пальце мое обручальное кольцо. Вчера вы вступили со мной в брачные отношения. Сегодня, возможно, в вашем чреве растет наш сын или дочь. И вы хотите, чтобы это дитя было незаконнорожденным?

Ева заметно побледнела. Думала ли она о возможности зачатия? По правде говоря, Эйдан тоже не думал об этом, пока эта мысль не пришла ему в голову прошлой ночью, когда он пытался заснуть, один в своей постели.