— Роза, что ты мне пытаешься доказать? Всю эту чушь Ельцин вещал людям в уши, пока народ гоняли танками по площади, а вся остальная страна смотрела балет! Будет меня еще какой-то твой Гриша учить, чьи пеленки я видела в непотребном виде!

Все три бабушки, Божьи одуванчики, дружно возмутились.

— Тонечка, как можно! Это же будущее нашей страны!

— Подумай о падении нравов!

— Как ты можешь так легко рассуждать? Посмотри на нынешнюю молодёжь, ни стыда, ни совести! — поддакивала та, к кому Антонина Васильевна обращалась с именем «Роза».

— Ой, — отмахнулась она, громко фыркая. — Какие нравы, упаси меня компартия. По углам и кустам зажимались все, таки дети не от святого духа появлялись в 18 лет. И нечего головой качать, Зиночка, сама грешна. Не ко мне Витька ночами в окно общежития забирался, сама рассказывала. Нечего тут Деву Марию изображать. Как говорится: пионерская честь хороша, пока никто не видит.

Не удержался, каюсь, расхохотался, привлекая всеобщее внимания. Распахнул руки, едва Антонина Васильевна повернулась, выдыхая дым, скосив на меня глаза.

— Антона Васильевна, вы неподражаемы.

— Дамы, — ткнула в меня пальцем бабушка Лили, убирая сигарету и аккуратно выбрасывая ее в мусорку. — Прощаюсь. Зять заждался, к старушке приехал на пирожки.

— Упаси Бог вас бабушкой назвать, — хмыкнул, кивая ошарашенным подругам Антонины Васильевны, шагнув вперед, дожидаясь, пока она откроет дверь при помощи ключа для домофона и придержал ту.

— Естественно. Ты же знаешь, как строилась трасса «Колыма»? — я покачал головой, с интересом посмотрев на Лилину бабушку с любопытством. Там вроде что-то про репрессии и каторжников, но откровенно сказать, с историей у меня всегда были натянутые отношения.

— Узники ГУЛага пробивали тракт через неприступные горы хребтов Сэттэ Дабаан, Сунтар-Хаята. В годы репрессий по колымскому тракту прошло около восьмисот тысяч советских заключенных. Половина там и осталась. От непосильного рабского труда, холода и голода узники гибли массово. Их не хоронили — сил для этого не было. Клали прямо под полотно дороги, и они служили естественным уплотнителем грунтового покрытия тракта. Погибших если и хоронили, в теплое время года, то тут же — на обочине. По этой причине тракт и прозвали «дорогой на костях». В общем, в дождливые дни их кости вымывает прямо под колеса автомобилей, — будничным тоном вещала Антонина Васильевна, двигаясь к лифту.

Прямо из раскрывшихся металлических дверей в нашу сторону вышел сосед Магазинчиковых с большой овчаркой. Услышав слова про трупы. Он перекрестился, прижал к себе пса и бочком принялся двигаться по стене на выход, косясь с подозрением на нас.

— Вадик, что ты трясёшься так, — махнула на него рукой мадам Магазинчикова, расстегивая шубу и снимая шапку, заходя в лифт. — И где мое «здравствуйте, Антонина Васильевна»?

— З-з-здрасти… А-а-антонина Васильевна. — заикаясь пробормотал мужчина, быстро юркнув на выход, а затем пискнул домофон.

— Пугливые нынче мужчины пошли, — задумчиво произнесла бабушка Лили. — Так, о чем я? А, так вот. Назовешь меня хоть раз «бабулей», твой череп тоже где-нибудь вымоет, — она улыбнулась по-доброму.

Правда, сомнений в ее словах у меня не возникло.

— Обожаю вас, Антонина Васильевна, — хохотнул я, целуя ее руку. — Но я не нарываться пришел, а за помощью. Как вы смотрите на то, чтобы помочь мне с переездом вашей внучки?

В карих глазах блеснул неподдельный интерес, после чего Магазинчикова хмыкнула, махнув рукой.

— Что ж, мой мальчик, ты обратился совершенно по адресу!

Разъярённая женщина — пол беды. А если эта женщина твоя, то вовсе стоит быть аккуратнее. Поверьте, ваш самый главный козырь — неожиданность. Именно поэтому, стоило мне переступить порог своей квартиры в ту секунду, я тут же сунул в руки, подскочившей ко мне, Лили огромный букет. Не забывая улыбаться и не давать ей говорить.

— Доро…

— Магазинчик! Не волнуйся, я прощаю тебя за то, что ты гуляла с этим нехорошим парнем Ибрагимом, — первым делом сообщил, бросая ключи на тумбу, быстро сбрасывая ботинки, оставляя на полу пакеты с продуктами, расстегивая пальто и хватая ошарашенную Лилю за руку. — Ничего страшного, в конце концов, ты имеешь права на общение с кем захочешь!

— Че… — вновь открыла она рот, однако я вовремя приложил палец, не давая издать ни звуки.

— Дорогая, — со вздохом, обхватив ее плечи, развернул к себе лицом, глядя в огромные глаза и пафосно зачитал речь, прикладывая руку к груди. — Ничего страшного. Ты можешь даже не извиняться. Моя большая и щедрая душа простит все.

— Да ты совсем… — снова попыталась Магазинчикова, но я оказался быстрее. Развернул ее спиной себе, подхватив пакеты, и повел в сторону кухни.

— Не стану спрашивать об ужине, уверен, ты бы с радостью приготовила что-то потрясающее, если бы умела. К счастью, у тебя есть я. В честь нашего быстрого примирения готовка сегодня на мне, — просиял, останавливаясь посреди светлой кухни, на которой загорелся свет, стоило переступить порог арки.

— Слушай, баран… — начала она, однако я снова перебил:

— Покажу тебе силу грузинской кухни!

— Ты вообще слышишь…

— Оджахури — идеальный вариант… — продолжал вещать, разбираясь пакеты, пока она стояла у стола, пытаясь справится с потоком вылитой на нее информации.

— Доронов, не хочу я это… как его… — возмутилась Лиля, топнув ногой. — Я хочу…

— …и харчо…

— …обсудить нашу проблему…

— Обсуждать, да, давай обсудим. Что насчет пирога… — развивал я тему, пока она пыхтела рядом.

— …вот об это я и говорю, ты совершенно…

— Не слушаешь.

— Да!

— Да, подожди, — округлил я глаза, повернувшись к ней.

— Нет, — возмутилась Магазинчикова, скрестив руки на груди.

— Ага, — вздохнул, возвращаясь к нашему диалогу, посмотрев на нее. — Что «нет»?

— Что «да»? — хлопнула она глазами, открыв рот.

— Мы же решили наш конфликт? — улыбнулся я широко, шагнув ближе, останавливаясь совсем рядом и опираясь боком о столешницу, заглядывая в карие глаза. — Да?

— Э-э-э, — неуверенно потянула она, а затем выдала:

— Да, наверное, — тяжело вздохнула, видимо смирившись с тем фактом, что это все бесполезный спор ни о чем. Выпрямился, коснувшись губами ее рыжей макушки, мурлыкнув в волосы:

— Вот и отлично.

Она надулась точно хомяк, едва я отступил, засопев недовольно:

— Доронов, — мрачно изрекла, когда я позволил ей договорить до конца. — Может ты хотя бы объяснишь мне, почему сегодня Семен привез мои вещи к ТЕБЕ на квартиру?

Ну, что сказать. План начал исполняться, Антонина Васильевна помогла собрать часть вещей Лили, а остальные должны были прибыть позже, когда мы будем отдыхать на даче Ереминых. Прикинув в голове все варианты, я открыл шкаф, доставая всю необходимую утварь, расставляя рядом в шаговой доступности. Вымыл руки, вытер, а Лиля ждала терпеливо ответа, пристально глядя на меня.