— С чего ты взяла? У тебя есть хоть какие-то доводы?

— Нет, я просто уверена. И потом, он заходил к тебе в магазин, чтобы рассказать о сумасшествии миссис Мерсер после того, как я встретилась с ней в поезде.

Генри испытал чувство невероятного облегчения. Господи! А ведь он почти уж было поверил в злодеев Хилари! Нет, к счастью, все это случилось лишь в ее воображении. И уж в одном он был уверен точно.

— Слушай, Хилари… Бросай ты эти свои замашки, пока они не довели тебя до беды. Ты ошибаешься. Это никак не мог быть Берти Эвертон. В это время он находился в Лондоне.

— О! И ты его видел?

— Нет, его видела Марион.

— Что?

— Он был у нее. Ты же просила меня позвонить ей и передать, что с тобой все в порядке? Ну вот, и когда я позвонил, он только что ушел. Марион была просто в бешенстве. Он позвонил ей в салон. Похоже, ей едва удалось убедить его, чтобы он не заявился прямо туда. А когда она вернулась домой, он ждал ее там. Так что сама понимаешь. Ты можешь не любить Берти Эвертона, но убить тебя он не пытался. У него железное алиби.

Хилари вскинула подбородок.

— Думаю, у него их чересчур много.

Когда они добрались до дома, Марион все еще была в холодной ярости. Если бы она дала своему гневу выход, было бы лучше, потому что, когда любимый человек смотрит на вас так, будто видит впервые в жизни и лучше бы не видел вовсе, это кому хочешь испортит удовольствие от возвращения домой.

Хилари молча уселась на ковер у камина. Прямо перед ней стояло кресло, и она скрестила на его сиденье руки и уперлась в них подбородком. Генри все еще стоял в дверях, прекрасно сознавая, что раз ему не предложили войти, то едва ли и ждут, чтобы он остался.

Марион подошла к окну. Когда она повернулась, Генри вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Марион чуть подняла бровь.

— Мне кажется, Хилари нужно выспаться.

Поскольку Хилари промолчала, ответил Генри:

— Думаю, сначала тебе лучше выслушать, что она скажет. Это касается и тебя. И далеко не в последнюю очередь.

— Только не сегодня. Один посетитель у меня уже был, и на этом мое терпение кончилось.

— Могу себе представить.

— Тогда, пожалуйста, Генри, оставь нас.

— Чуть позже.

Не поднимая головы, Хилари глухо проговорила:

— Пожалуйста, Марион.

Марион Грей как будто ее не слышала.

— Я настаиваю, — сказала она.

Генри прислонился к дверному косяку. Он до сих пор держал шляпу в руках.

— Всего минуту, Марион. И думаю, тебе лучше все же ее выслушать, потому что… В общем, думаю, так будет лучше. Хилари только чудом удалось спастись.

— Спастись? — эхом повторила Марион. — От чего?

— От того, чтобы меня убили, — мрачно и глухо проговорила Хилари.

Марион резко повернула к ней голову:

— Что ты болтаешь?

— Они хотели меня убить. И им почти это удалось. Пускай тебе Генри расскажет: я слишком устала.

Марион молча перевела взгляд с нее на Генри. Она увидела, что его брови сдвинуты. И еще она увидела, каким взглядом он смотрит на неряшливые кудряшки Хилари. Что-то растаяло в ней. Она уселась в кресло и проговорила:

— Хорошо. Рассказывай.

И Генри рассказал. Самое странное, что, передавая рассказ Хилари, он не мог уже отделаться от ощущения, что все это правда. Продолжая убеждать себя, что это не так, он тут же поймал себя на том, что старается убедить Марион в обратном. Правда, он так и не понял, удалось ему это или нет. Марион сидела в кресле, подперев голову рукой и прикрывая глаза своими длинными тонкими пальцами. Ее взгляд был обращен внутрь — на ее собственные тайные мысли.

«У каждого сердца своя боль. Что она незнакомцу?» Теперь Марион была спокойна, но все так же холодна. Казалось, в ней просто не осталось уже тепла. Генри умолк, а она даже не пошевелилась. Когда молчание стало невыносимым, Генри резко сказал:

— Ты встречалась сегодня с Берти Эвертоном. Хилари уверена, что он был одним из тех, кто пытался ее убить. Почему она в этом уверена — неизвестно. Уверена, и все тут. Думаю, придется тебе рассказать ей, во сколько он звонил, когда появился здесь и как долго пробыл. Хилари, похоже, считает, что наличие алиби здорово компрометирует парня, хотя мне почему-то кажется, что он никак не мог оказаться в двух местах разом.

— Я и не говорила, что мог, — мрачно сказала Хилари, приподнимая голову. — Алиби состоит не в том, чтобы находиться в двух местах одновременно, а в том, чтобы, совершив преступление в первом, убедить всех, что находился во втором.

Генри расхохотался.

— И давно ты это придумала?

— Только что, — сообщила Хилари, снова роняя голову.

Не глядя на них, Марион заговорила:

— Он позвонил мне около пяти. Я показывала новые модели. Три из них мы продали. Это было сразу после пяти — выходя из примерочной, я слышала, как пробили часы.

— Он не сказал, откуда звонит?

— Нет. Но, должно быть, из города, потому что он хотел сразу же зайти к Гарриет, а когда я ответила, что это невозможно, заявил, что будет ждать меня на квартире. Когда я вернулась, он был уже здесь.

— А во сколько это примерно было?

— Где-то после семи. Я предупреждала его, что буду поздно. Надеялась, он передумает.

— А что он хотел? — спросила Хилари, по-прежнему обращаясь к креслу.

Марион выпрямилась и уронила руки. Ее глаза засверкали.

— Не знаю, как он вообще осмелился явиться сюда и говорить о Джефе!

— А что он говорил? — быстро спросила Хилари.

— Ничего. Я так и не поняла, зачем он приходил. Какая-то путаная история о том, что он встретил человека, который видел, как тем вечером Джеф выходил из автобуса. Только, насколько я поняла, он не знает, где теперь этого человека искать и что он может сказать нового. В любом случае это ничего уже не изменит. Не знаю, зачем он приходил.

— Я знаю, — заявила Хилари, выпрямляясь и откидывая со лба волосы. — Он приходил, чтобы обеспечить себе алиби. Если бы он сумел убедить тебя, что провел весь день в Лондоне, ты подтвердила бы, что он никак не мог убивать меня на дороге в Ледстоу, верно ведь?

Ее короткие смешные кудряшки окончательно растрепались, а прозрачные глаза блестели, как у синицы.

— Бедное мое дорогое дитя! — простонал, смеясь, Генри. — И дались же тебе эти алиби! Ты хоть примерно представляешь, во сколько тебя сбили?