После целого столетия вторжений, войны и политической нестабильности китайское общество находилось в смятении. Болезни случались часто, а здравоохранения практически не существовало. Даже в столице санитария находилась в зачаточном состоянии. Восемь из десяти человек были функционально безграмотны.

В течение трех первых лет у власти партийное государство построило новые общеобразовательные школы, начало упрощение письменности и увеличило количество медпунктов в континентальной части страны с 800 до почти 30 000; число больничных коек за это же время удвоилось и достигло 160 300 [5]. Были запущены кампании по искоренению оспы, чумы, холеры и заболеваний, передающихся половым путем. Наркоманов отправляли на реабилитацию, а наркодилеров на казнь. Проституток отлавливали и заставляли проходить переобучение, в некоторых случаях на медсестер; сутенеров же расстреливали.

Используя в качестве ориентира речь Мао 1942 года о функции литературы и искусства, КПК мобилизовала художников, писателей, актеров и режиссеров на распространение ее политики. Кино и театр считались ключевыми способами донести послание КПК до полуграмотного населения. Позже будут организованы системы надзора и цензуры в области культуры, но в 1951 году недостаток ясности касательно того, что именно желала видеть КПК, привел к запрету десятка новых фильмов сразу после окончания съемок [6].

До 1949 года кинозрителей было мало, и они существовали только в городах. Теперь мобильные команды с кинопроекторами привезли кино даже в самые маленькие деревни. Актерские труппы и антрепренеры несли идеи КПК за пределы городов. Среди популярных работ была пьеса драматурга Лао Шэ «Драконья Борода» о социалистической трансформации бедного района в Пекине, которая принесла автору почетное звание народного художника.

КПК присвоила всем гражданам «классовый статус» на основании их рода деятельности, политической истории и происхождения. Классификация в качестве «бедного крестьянина», «революционного кадра» или «члена семьи революционера-мученика» давала привилегии, в том числе присвоение статуса политически надежного человека. Худшими категориями были «землевладелец», «капиталист» и «исторический контрреволюционер». С 1950 по 1953 год государство казнило почти два миллиона обвиненных «контрреволюционеров», в том числе остатки сторонников Гоминьдана [7].

Классовый статус определял все, от доступа к высшему образованию до брачных перспектив. Он прописывался в данъань каждого человека – секретном досье, которое велось всю его жизнь и в которое входили характеристики от школьных учителей, работодателей и даже сведения от информаторов. Существовала некоторая гибкость: например, «капиталист» мог стать «красным капиталистом», подарив государству значительные активы – фабрику или предприятие. У владельцев бизнеса, которые не проявляли охоты к сотрудничеству, конфисковали собственность. К 1956 году государство целиком или частично владело всеми фирмами и предприятиями на материке [8]. Банки тоже национализировали. Новой национальной валютой стала «народная валюта», жэньминьби 人民币. Ее основной единицей был юань, состоящий из 100 феней.

В 1953 году КНР начала первую экономическую пятилетку по образцу Советского Союза. Согласно первой масштабной переписи после 1949 года, в тот год 89 % населения материкового Китая численностью 583 миллиона человек проживали в сельской местности, где шел второй этап земельной реформы – коллективизация; распределенную между крестьянами землю объединяли в сельскохозяйственные кооперативы, состоявшие из 200–300 хозяйств. С 1954 по 1958 год эти кооперативы росли в размерах, превращаясь в народные коммуны. Мао с насмешкой говорил, что те, кого беспокоит скорость перемен, похожи на старуху с перебинтованными ногами, которая «ковыляет нетвердой походкой и жалуется, что остальные идут слишком быстро» [9].

Сельскохозяйственные коллективы отвечали за создание местных запасов воды, ирригацию, образование, здравоохранение и социальное благополучие. Они платили зарплату, в том числе на коллективно управляемых фабриках, в соответствии с системой «рабочих баллов», каждый из которых оценивался примерно в 20–25 феней [10]. Правительственные и партийные кадры получали оклады в соответствии со своим рангом. В 1952 году годовой объем ВВП на душу населения составлял 119 юаней, то есть 54$ США; к 1956 году он составлял уже 166 юаней.

Поначалу мужчины получали больше женщин за одинаковую работу. После коллективизации в одной деревне в провинции Гуйчжоу мало кто из проживавших там 23 женщин потрудился выйти на работу. Глава женского совета деревни И Хуасянь объяснила начальнику-мужчине: если мужчины зарабатывают 7 баллов в день, а женщины 2,5, у них мало стимулов работать. После установления равной заработной платы все женщины вышли на работу, и производительность выросла в три раза. Узнав об этом в 1955 году, Мао приказал всем округам и коллективам ввести равную оплату труда, добавив: «Женщины держат на себе половину неба».

Надпись на плакате гласит: «Женщины держат на себе половину неба». Несмотря на то что КПК пропагандировала гендерное равенство, женщины составляли менее 30 % членов КПК в 2019 г., а к 2021 г. ни одна женщина ни разу не вошла во влиятельный Постоянный комитет политбюро

КПК запретила бинтование ног, внебрачное сожительство и договорные браки и пообещала женщинам экономическое, социальное, образовательное и политическое равенство. Однако же среди 23 членов и кандидатов в члены восьмого политбюро, избранного Центральным комитетом в сентябре 1956 года, не было ни одной женщины.

Интеллигенция (чжиши фэньцзи 知识分子, «люди со знаниями») была первоочередной целью «идейного обучения». Мао не доверял интеллектуалам и не терпел их с тех самых пор, как работал помощником библиотекаря в Пекинском университете, где к нему относились покровительственно и высокомерно из-за его сильного хунаньского акцента и деревенских манер. Часть интеллигенции осталась в Китае после 1949 года, поскольку верила в дело коммунизма; другие считали, что коммунисты окажутся не хуже националистов; у третьих не было выбора. КПК потребовала, чтобы все они очистились от старого образа мыслей. Процесс «очищения», включавший в себя насильственное самонаблюдение и самокритику под присмотром КПК, скоро станет слишком уж привычным.

В 1955 году друг Лу Синя, ветеран-коммунист и теоретик литературы Ху Фэн (1902–1985), в длинной статье пожаловался на «пять кинжалов, вонзающихся в голову писателя»: марксизм, популизм, политику, реформу идей и официально разрешенный стиль их выражения. Его обвинили в «идеологическом отклонении от курса» и «контрреволюционном заговоре» и посадили в тюрьму по обвинению в тайной работе на США и Гоминьдан.

В следующем году, возродив интеллектуальную энергию периода Сражающихся царств, Мао пригласил общественность выступить с критикой КПК. Что партия делает не так? Что она могла бы делать лучше? Он призвал: «Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ».