– Что ты предлагаешь?

– Чтобы подтвердились мои предположения, надо узнать, что находится в грузовиках. Сумеешь со своими ребятами это сделать?

– Трудно угнаться за машинами.

Но Званцев был уже во власти своей идеи.

– Здесь у вас улочки узенькие, не считая главной. Может, сумеете узнать, что везет хотя бы одна машина? В остальных, скорее всего, будет то же самое.

– Тогда, может быть, на велосипеде? У одного из моих парней он есть.

– Хорошая мысль! Давай, действуй, но возвращайся. Мне одному всю ночь тут не высидеть. А наблюдать надо непрерывно. Ну и чего стоишь? Иди.

Вместо ответа Ян протянул руку, в которой была небольшая хозяйственная сумка.

– Я тебе поесть принес от Петра.

В хате-мазанке было тепло, чисто и накурено. Командир Отдельного отряда особого назначения полковник Орлов сидел за столом, заваленным разными бумагами, и изучал сводки. Время от времени он снимал трубку одного из трех телефонов и вел разговоры, когда спокойно, а когда и негодуя.

Увидев Балезина, вошедшего в помещение, Орлов положил трубку и вопросительно глянул на своего заместителя.

– По лицу вижу, пришел с плохими новостями, – произнес он, кивнул на стул и закурил. – Садись, докладывай.

– Да, Михаил Федорович, новости не из лучших. – Балезин сделал паузу, как бы решая, с чего начать, потом тихо произнес: – С группой Кострова неудача.

– Что именно?

– При подлете к территории, где базируется отряд Коваленко, их самолет был обстрелян и загорелся. Летчик все же дотянул и посадил машину. При посадке самолет съехал с подготовленной дорожки и врезался в лесную чащу. Пилота партизаны вытащили живым, но он скончался. Остальные получили тяжелые ранения и ожоги. В том числе Костров.

– А Званцев?

– Он и чех Клапач пропали без вести.

Орлов слегка приподнялся на стуле.

– То есть как это пропали без вести?

– Была команда прыгать. Они первые покинули самолет. Остальные не смогли, высоты уже не хватало.

– От Званцева и Клапача нет никаких известий?

– Никаких, как в воду канули! Однако есть надежда на то, что они живы.

– На чем она основана?

– Люди Коваленко прочесали все вблизи их возможного места приземления и нашли плохо спрятанные парашюты. Так что надежда есть.

Орлов притушил папиросу, поднялся и в задумчивости сделал несколько шагов по комнате.

– Что будем делать? – спросил он.

Балезин стал по стойке смирно и заявил:

– Товарищ полковник, разрешите мне лететь в отряд Коваленко.

Орлов резко повернулся к Балезину.

– Нет! Мы на эту тему говорили три дня назад.

– Но ситуация изменилась, причем не в нашу пользу.

– Все равно не пущу. Если с тобой что случится, кто будет разведгруппы готовить?

– Со мной ничего не случится.

– Алексей Дмитриевич, мы с тобой на войне! – Орлов перестал ходить взад-вперед, присел за стол.

Балезин опустился напротив него и продолжил разговор:

– Михаил Федорович, у меня в голове не только операция «Крылья». Есть информация другого рода. Вчера я допрашивал одного немецкого капитана. Он инженер, сотрудник германской фирмы «Ауэргезельшафт», мобилизован осенью. Так вот, этот человек поведал мне, что его фирма занималась разведкой урановой руды на территории Чехии, в том числе в районе Быстрицы. Руководил этими работами некто Разумовский.

– Разумовский? Мне эта фамилия ни о чем не говорит.

– А мне говорит. Если это тот самый Разумовский, с которым мы в германскую служили в контрразведке штаба, то я очень хотел бы с ним побеседовать.

– О чем?

– По поводу залежей урановой руды.

Орлов снова взялся за папиросу и спросил:

– Этот Разумовский, он что, эмигрант?

– Так точно, из мелких дворян, воевал за белых. Имеет инженерное образование.

– Ты не боишься с ним общаться, как говорится, в порядке личной инициативы?

– Не боюсь. Я ведь знаю его не только по германской.

– Поясни.

– Оказавшись в Чехословакии, Разумовский принял ее гражданство. В середине тридцатых годов он работал в чехословацком посольстве в Москве. За такими персонами, как он, мы, естественно, наблюдали.

– Мы, это кто? – спросил Орлов.

– Служба охраны первых лиц государства.

– Ах да, вспомнил, ведь ты там служил.

– Так вот, на основе наблюдений нами был сделан очень даже любопытный вывод. Разумовский тоскует по Родине. Он много бродил по улицам, площадям, останавливался, созерцал все вокруг, молился в церквях, посещал театры. Уже тогда была идея завербовать его. Но осенью тридцать пятого он неожиданно уехал в Прагу и больше в Москву не возвращался.

– Причина?

– Трудно сказать. Единственная зацепка – тот факт, что за два дня до отъезда он встречался с какой-то женщиной.

– Что за женщина?

– Установить не удалось.

– Как так? Служба охраны не могла установить?

– Нелепый случай. Оперативник, следивший за ним, страдал камнями в почках. Приступ, охвативший его в самый неподходящий момент, был настолько силен, что он, бедняга, потерял сознание. Еле потом до больницы довезли. Да и ночь была осенняя, промозглая.

Наступило молчание. Балезин доложил все, что хотел, а Орлов курил и размышлял.

Балезин понял, что убедить начальника в необходимости полета через линию фронта невозможно. Почти. Оставался только один вариант.

Балезин поднялся, снова, как несколько минут назад, встал по стойке смирно и заявил:

– Товарищ полковник, у меня новые сведения по урану, полученные в ходе допроса немецкого капитана. Прошу разрешить мне позвонить Фитину.

Все новые разведданные по атомной проблеме надлежало передавать в Москву начальнику службы внешней разведки Павлу Михайловичу Фитину. Полковник Орлов это знал.

– Ох, Балезин, и хитер же ты, – сказал он и покачал головой. – Знаешь, что Фитин даст добро на перелет. Ладно, готовься к визиту к Коваленко. Твои сведения по руде надо еще проверить. Поэтому Фитину позвонишь, когда вернешься. – Полковник усмехнулся и не то в шутку, не то всерьез добавил: – Вот только посмей не вернуться живым!

Алексей Балезин не считал себя слабым человеком, в молодости занимался гимнастикой и борьбой. Но, очутившись в объятиях могучего Коваленко, он понял, что командир советско-чехословацкого партизанского отряда заметно сильнее его.