В мягком голосе я услышала нотки паники. Он озвучивал наш общий страх. В молодой семье болезнь матери — почти катастрофа, если некому помочь. У нас еще хуже. Он вплотную занят Исаевым. Аню не с кем оставить. В нашей ситуации даже няню не наймешь. И к какому врачу обратиться мне — без нормальных документов?

— Глодов поможет? У него связи. Ты говорил, что нужен ему…

Андрей сглотнул, взгляд стал загнанным. Я без слов поняла: это было до того, как выяснилось, что Глодов что-то скрывает. Мой гражданский муж никому не верит.

— Я что-нибудь придумаю.

— Выйди, — шепотом попросила я. — Сделаю тест.

Андрей вышел за дверь, я автоматически заперла защелку. В комнате затихла Аня: отец заговорил с ней, взял на руки, успокоил. Дрожащими пальцами я разорвала фольгу. Слабость и боль не проходили. Я держала в руках использованный тест и ждала результата. Думала я не о себе: о дочке. О том, что случится, если она серьезно заболеет. Андрей тоже скажет: я что-нибудь придумаю. Что тогда будет? Что?

На тесте проявилась тонкая вторая полоска. Еле заметная. Я покрутила тест под светом, надеясь, что мне кажется — в ванной была слабая лампа. Но она была: тонкая, почти незаметная. При длительной задержке. Помню, когда забеременела Аней, все было однозначно и четко: ярко-малиновая жирная черта не оставляла сомнений. А это что — что это значит? Может тест бракованный? Или контрацепция не сработала и это — начавшийся выкидыш? Или осложнение? Или ничего — и все идет по плану? Боль в животе, задержка — все это было в инструкции. Надо еще раз прочесть, может, что-то упустила. Я ощутила смертельную усталость. Была не в силах решать еще и эту задачу, и гадать — само пройдет или нужно срочно что-то делать. Мне нужно к врачу, а чтобы попасть туда нужно уговорить Андрея помочь…

Я швырнула тест в мусор, встала, не зная, что буду ему говорить, но и шага не успела сделать к двери. В глазах потемнело от резкой боли и я, кажется, споткнулась и неожиданно врезалась в пол. Только после этого сознание отключилось.

Глава 28

— Лена? — мягкие покачивания, словно меня перекладывают, холод на животе. — Лена?

Как будто сон. Ужасный, болезненный сон.

Голос приводил в чувство, но я еще плавала в чернильной темноте.

Мерещились другие голоса — даже женские, плач ребенка. Кажется, я лежала на кровати. Это точно был не жесткий пол, на который я сверзилась. Я приподняла слабые веки. Под них лился свет с потолка.

Я дома.

Андрей меня перенес… Защелку, наверное, вывернул, просто посильней дернув. Она непрочная, что ему стоит…

— Она слышит? Что с ней?

Не показалось: мы не одни. Когда я открыла глаза шире, увидела, что надо мной склонилась женщина в медицинском костюме. Задрав футболку, она щупала живот рукой в холодной перчатке. Я застонала. Она что-то спросила, но сознание было спутанным, я мало понимала, словно вот-вот отключусь снова.

За меня что-то отвечал Андрей.

— Андрей Андреевич, выйдите, — сказала она.

С Аней на руках он вышел, а я поняла, что мне будут делать УЗИ. В комнате был кто-то еще, но все плыло.

Частная скорая.

Слишком почтительное обращение к нему, наверное, все же обратился к Глодову. Видно по аппаратуре и одежде. Перед глазами неожиданно оказалось лицо врача: большие голубые глаза, светлые волосы, средний возраст. Вид встревоженный. Она посмотрела зрачки.

— Лекарства принимали?

— Контрацептивы, — выдавила я, надеясь, что Андрей даст инструкцию и не придется объяснять дальше. — И на тесте вторая слабая полоска…

Говорить было больно. Было больно все.

— Вы беременны?

— Не знаю…

Она начала УЗИ.

— Матка увеличена, — сообщила она, глядя в экран. — Плодное яйцо не визуализируется. В брюшной полости скопление крови… Андрей Андреевич! — крикнула она. — Подойдите!

Она убрала датчик и прикрыла меня. Я расхныкалась, глядя в потолок. Они говорили вполголоса, словно я ребенок, и не могу решать вопросы о своем здоровье. Я слышала лишь обрывки фраз.

— Нужно везти… срочная операция…

По щекам потекли слезы. Андрей тихо отвечал. Наклонился, когда меня перекладывали на носилки. Оказалось, что Аня у него на руках.

— Не волнуйся, — он поцеловал меня в лоб, и сказал врачу. — Оформите, как Елену Гранину. Документов при себе нет… остались у родственников. Поторопитесь.

Как спускались вниз — я не помню.

Думала только о дочке, смирившись с тем, что происходит со мной. Уже не отыграешь. Оставалось надеяться, что помогут. Ехали под звуки сирены, до меня даже не сразу дошло, что это из-за меня врубили мигалки и распугивают всех с пути.

Я бредила и звала Андрея. Но каждый раз, когда я что-то начинала бормотать, передо мной оказывалось взволнованное лицо медсестры.

Я не понимала, был Андрей со мной в машине или нет. Но мне казалось, что он рядом. Вряд ли бы его впустили с ребенком в скорую… Но разум отказывал, оставались эмоции, и начинало казаться, что он здесь.

Я даже не спросила что со мной — и так ли это важно? Но понимала, с чем это связано.

Короткий провал в памяти, и я на операционном столе. Помню только холод, и свет ламп, который бил прямо в глаза.

Затем я отключилась.

Снова разбудил меня писк электроники. Сознание возвращалось медленно и неохотно. Я открыла глаза. Незнакомое место, я лежала под прохладной простыней. Медсестра читала журнал на стуле рядом.

Боли больше не было.

Но произошедшее запомнилось суматохой и страхом… Все произошло так стремительно, что я не сразу осознала. Что случилось? Где Аня и Андрей?

Увидев, что я пялюсь в потолок, пытаясь понять, где оказалась, девушка поспешила к выходу.

— Гранина пришла в сознание! — сообщила она кому-то вне палаты.

Вошла врач. Сначала показалось, что это другая голубоглазая блондинка. Но когда она присела на стул рядом с кроватью, я ее узнала. Она была у нас дома. Сейчас она выглядела свежей и молодой, хотя возраст был далеко за сорок. Видно по уверенным движениям, взгляду, и по тонким морщинкам, когда она улыбнулась. Так выглядят женщины с достатком сильно выше среднего. Наверное, это очень дорогая клиника.

— Как вы себя чувствуете, Елена?

Просто вопрос — со мной все в порядке. Но что было? Я прислушивалась к себе, ощущая что-то прохладное повыше лобка. Кажется, меня перевязывали незадолго до того, как я очнулась… Что там, шрам, рубец? Меня оперировали?

— Хорошо, — пробормотала я и на пробу пошевелила тазом, не ощутив боли. Все