правда сносно. В больнице я оказалась впервые, но если сравнить с родами и тем, как я ощущала себя этим утром, все великолепно. — Что со мной?

— Я расскажу, но сначала несколько вопросов. Как долго вы терпели боль?

Я нахмурилась.

— Не знаю, долго… У меня маленький ребенок, не с кем оставить, — начала я оправдываться. — И… муж работает.

— У вас была внематочная беременность, — сообщила она. — Произошел разрыв фаллопиевой трубы. Это…

— Я знаю… Была операция?

— К сожалению, трубу пришлось удалить. Счет шел на минуты, речь о вашей жизни. Это не означает, что вы бесплодны. Совсем нет. У вас осталась вторая. Однако будущие беременности нужно планировать под контролем врача. Вы принимали экстренные контрацептивы?

Я кивнула, погрузившись в себя — пыталась осмыслить.

— Да.

— После этого нужно исключать беременность, если была задержка. Вам нужно было немедленно обратиться к врачу.

— Я не успела… — пробормотала я, чувствуя себя оглушенной.

Мне захотелось, чтобы эта врач с серьезными глазами ушла. Оставила меня одну. Заодно выключила свет и прихватила солнце. В одиночестве и темноте переварить свои чувства и как-то с ними сродниться. Как будто все случилось не со мной.

У меня были и другие причины тянуть. Аню не с кем оставить. Проблемы с документами. Андрей был недоволен и я терпела, надеясь, что это нормально и все пройдет само. Все шло не так уже давно, просто я закрывала на симптомы глаза. Хотела, чтобы пронесло. Реальность оказалось другой.

Она сказала: речь шла о вашей жизни.

Меня будто ударило изнутри. Пальцы похолодели, врач взглянула на монитор, где подпрыгнул пульс.

— Не волнуйтесь, все будет хорошо, — сказала она. — Вам придется остаться на две недели. Я сообщу вашему мужу. Он должен приехать.

— Моя дочь с ним?

— Да.

Она вышла, а я погрузилась в мысли, снова и снова переживая момент, как я лежу на кровати и не могу встать. Меня крутит от боли, а я до последнего надеюсь, что пройдет…

Если бы я умерла, Аня осталась бы одна. Что бы тогда было? Я не думала раньше о своей смерти, это казалось чем-то, что происходит с другими. С мамой, но не со мной… Мама так берегла меня. Андрей защищал от врагов, никому не давал меня обидеть. Я чувствовала себя в безопасности, как принцесса в волшебной стране, где нет смерти и плохого не случается. Вот так вот: внематочная… Смерть дышала мне в лицо.

Если бы я умерла, Андрей не смог бы вырастить дочь. И мою тетю бы не нашли — под настоящим именем нас не знают. Андрея могли посадить, а светило ему пожизненное заключение, могли даже убить.

Аня оказалась бы в детском доме.

В лучшем случае.

Она бы даже о нас — своих родителях, ничего бы толком не узнала…

Андрей появился через полчаса. Без стука открыл дверь, я привстала, затем вспомнила про электропривод и отрегулировала спинку кровати.

Я не была готова к встрече.

Под простыней я была голой, не считая повязки над выбритым лобком, и белых компрессионных чулок. Мои ноги под простыней смотрелись тощими и жалкими, лицо побледнело и осунулось. После операции меня как будто стало меньше.

Андрей был в черном, поверх надет одноразовый медицинский халат. Мрачный, в глубине мягких глаз скопилась тревога. Он нес красную розу. Запах в нейтральном больничном воздухе разлился сильно и сладко.

— Ты как? — он присел на стул, на котором до этого сидела врач. Розу положил на колени, вспомнил и протянул мне. — Это тебе.

Я не взяла, и он переложил цветок на тумбу.

— Где Аня?

— С няней, — он неопределенно мотнул головой, словно няня с дочкой ждали за дверью.

Вряд ли.

После операции ребенка не впустят. Я и сама бы не хотела ее пугать своим видом. Я робко потянулась, и Андрей схватил руку, сильно сжал между ладонями. Как будто тисками зажало.

— Ты уже знаешь? Диагноз?

Андрей кивнул.

— Я уже говорил с твоим врачом.

Как он смог так быстро все организовать? Я опустила глаза. Мне было грустно и стыдно одновременно. А он… он ничего не выражал. Наверное, мужчины такие вещи воспринимают иначе.

— Она сказала, ты долго терпела? Почему не сказала сразу?

— Дурацкий вопрос…

— Нет, не дурацкий, — возразил Андрей, он редко мне возражал, редко смотрел жестко и сейчас был один из таких моментов. — Если у тебя проблема, ты должна говорить сразу. Не ждать, пока свалишься. Ладно… Через две недели я тебя заберу. Аню хочу перевезти сюда, в соседнюю палату с няней. Мне нужно работать, лучше, если вы будете рядом, согласна?

— Да, — подумав, ответила я. Мы не могли говорить откровенно здесь. Но я поняла все, что он не сказал. — Это твой шеф помог?

— Ага, — Андрей кивнул.

У него был закрытый вид. Мне показалось, он не рад тому, что пришлось обратиться к Глодову, либо за пределами больницы произошло что-то, о чем я не знаю. Минут десять мы молчали. Да и что обсуждать. Ушли в себя. Я снова переживала случившееся, Андрей думал о своем. Зазвонил телефон, но он не ответил.

— Тебе нужно восстановиться. О тебе позаботятся. Я сказал, что ты моя жена.

Андрей гладил пальцы, и это было приятно. Шершавая, теплая кожа, местами отполированная об оружие. Сильные, уверенные руки. В кармане пиджака снова зазвонил телефон.

— Мне пора, — он поцеловал в лоб и ткнулся в ухо. Подышал, словно хотел что-то сказать, но не решился, и выпрямился. — Аню должны привезти сегодня.

Мне страшно не хотелось, чтобы он уходил!

— Андрей, — пробормотала я.

— Тебе скоро привезут телефон и… все, что нужно. Если что, звони. Извини, Лен, мне правда пора. Меня ждут.

Он вышел стремительно, словно опаздывал. Я вздохнула и взглянула на оставленную розу. В темной сердцевине были капли росы. Разговор вышел скомканный, но я поняла почему — он торопился, очень торопился, ему сейчас не до меня, как Андрей ни пытался это скрыть.

И дочку мне привезет не он. Очень не хотелось оставаться на попечение Глодова, но что поделаешь? Будь у Андрея другой вариант, он бы им воспользовался.

Через полчаса в дверь робко постучали.

— Да!

В палату заглянула девушка в строгом костюме с юбкой. На плечах был одноразовый халат. Я нахмурилась, несмотря на доброжелательную улыбку.

— Я секретарь господина Глодова. Он распорядился организовать все так, чтобы советника по безопасности ничего не отвлекало. Меня зовут Олеся, — она сделала что-то вроде символического книксена, что смотрелось неожиданно строго и официально. — Я могу к вам обращаться «госпожа Гранина»?

Девушка вела себя безупречно, но что-то мне