litbaza книги онлайнСовременная прозаВечный сдвиг - Елена Макарова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 40 41 42 43 44 45 46 47 48 ... 91
Перейти на страницу:

Гостей у них не было и детей не было. Одни передовые. Они читались вслух, и Павел Лукьянович отмечал повторы и несуразицы. Порой мысль сбивалась в колтуны, и надо было ее «расчесать». Замечания по стилю Софья принимала спокойно, а на принципиальную критику ярилась. Ходила из угла в угол, разгоняла обиды. Так что Павел Лукьянович из бойцов на передовой стал парикмахером передовых, – то подкорачивал, а то и стриг наголо.

Заслышав шарканье, он привстал на локтях и посмотрел в стекло кухонной двери. Марья Аполлоновна выносила из комнаты в коридор чемоданы и сумки. «Кофту оставлю, – шептала она, – туфли оставлю, ничего лишнего».

Не понимает он женщин. Даже жену свою, с которой полвека прожил.

* * *

– В жизни множество проблем, что надену, что поем, – поприветствовала Марья Аполлоновна Павла Лукьяновича спозаранку. – А можно я вам Асю оставлю? Не хочется тащить ее на таможню. Она и обед сварит, и приберет, главное, давайте задания. А я дотащусь. Из настоящих тяжестей тут посуда, электроплита …

– Довольно, – прервал ее Павел Лукьянович.

– Я с утра тоже раздражительная. Пошлите меня к черту.

Павел Лукьянович с удовольствием послал ее к черту, однако помог вынести чемоданы в коридор.

– Спасибо, теперь уж я сама справлюсь, – сказала Марья Аполлоновна, слизывая помаду с губ и глядя на него тем взглядом, которого он терпеть не мог.

«Провалитесь» – чуть не сорвалось с языка. Он нес чемоданы до остановки и думал: «С ФРГ шутки плохи. Это не Израиль – такси с вещами приехало, такси с вещами уехало, моя хата с краю, ничего не знаю».

* * *

О чем говорят с девочками? Кажется, он никогда с ними не разговаривал. А с мальчиками разговаривал, с ними проще найти тему – машины, танки, бронетранспортеры…

– Тебе какой предмет нравится? – спросил он Асю.

– Мне нравится история, – ответила Ася.

– А литература?

– Так себе, – Ася нарезала хлеб тонкими ломтиками.

«Она и обед сварит, и приберет», – вспомнил он слова Марьи Аполлоновны, и сердце сжалось. Как она справится одна с такой тяжестью?

– По литературе у нас классная. Она как пронюхала, что мы собираемся, устроила собрание – исключать из пионеров. – Ася перехватила кудри вязаной ленточкой, взбила в миске яйцо и, держа ломтик хлеба двумя пальцами, осторожно положила его поверх желтой жижи. Как бумажный кораблик в ручей. – Подумаешь, у нас эту селедку все равно никто не носит.

– Галстук – не селедка, – возразил он, но распространяться не стал.

Гренки шипели на раскаленной сковородке, Ася ловко переворачивала их ножом и складывала в тарелку.

«Поваром будет, – заключил Павел Лукьянович. – Или официанткой. Или покатится по наклонной, как мамаша».

– Ты и дома все сама делала?

– Да. Мама целыми днями работала. Убираться ходила к одним за пятерку. И полотер у них сломала. Мы с этим полотером пол-Риги обошли и заплатили двадцать рублей за ремонт. Мама расстроилась, а потом получила посылку от тети Леры, мыло, кофточки и туфли, продала все и решила ехать в Брауншвейг. Потом квартиру продавали, и самое-то главное, кошка у нас была, Муська, мама не знала, куда ее пристроить. Только позавчера нашли одну тетку, мама к Муськиной шее десятку на веревке привязала и снесла. А дома с ней нервный приступ случился.

– Спасибо за вкусный обед, – сказал Павел Лукьянович и удалился в комнату.

«Татьяна Петровна, ты не скорби обо мне, но утешайся, твоего внутреннего сокровища никто не может похитить у тебя, твое сердце оросил Господь благодатью. Твоя слезная молитва как фимиам возносится перед Богом. О чем ты стараешься, Господь все приведет во исполнение, исполнит все твои прошения. Еще ты пишешь насчет часов. Сам не пишу – не смел писать. Хорошо то истинно бы сделал Петр Козьмич для меня милость такую, хотя маленькие и немудрые бы прислал часы для моей жизни, абы знал время, когда, в какие часы чем мне заниматься, осчастливьте».

«Господи, что за мир такой, и высокий, и убогий, – монах с елейным голоском и эти, беззащитные твари земные… – возвышенно думал Павел Лукьянович, подпав под гипноз монаховой речи. – Почему я никогда никого ни о чем не просил? Воевал, рисковал своей жизнью, ни на бога, ни на черта не кивая. Потому что в человека верил, в человека сильного, мужественного, гордого. Чего монаху надо? Чтоб письмо передали немедленно, а сколько страниц празднословия наворочал! Чего всем надо? Жить лучше. Ну и катитесь! Нет, им еще сочувствие подавай, жалей их, бедненьких».

Павел Лукьянович застучал по столу костяшками пальцев, Хруща вспомнил… Это по нему, кадровому военному, Хрущ ударил – пайка лишил, почета лишил, веру убил – в непоколебимость линии. С другой стороны, в истории ничего не происходит вдруг. В ней назревают события. Значит, назрела необходимость, и она привела к изменению политики партии, к раскачке самого строя.

– Ау, – послышался звонкий голосок, и Павел Лукьянович поднял глаза.

Перед ним стояла Ася. Ей надоело сидеть на кухне. Она волнуется за маму. Лучше б она поехала в Шереметьево.

– У меня, наверное, душа в животе, – вздохнула девочка, – от страха там все переворачивается.

– Дождемся, – сказал Павел Лукьянович. – Там долго держат. Когда Кацы уезжали, их освободили только к ночи.

– Их было много, а мама одна, – резонно возразила Ася. – Отпустите меня. Я найду дорогу.

«Большая, доберется, остановка близко, – думал Павел Лукьянович, зашнуровывая ботинки. – Посажу в автобус и вернусь».

– Ухватись-ка за меня, скользко! Плохой год, – выдохнул Павел Лукьянович густой белый пар, – снега выпало мало, а промерзание глубокое. Наш, побежали! – скомандовал он, завидев четыре огонька с тускло светящимся в голове прямоугольником.

– Я сама поеду, – сказала Ася, но Павел Лукьянович вскочил в автобус.

– До Шереметьева, два.

– Сорок копеек, – кондукторша оторвала билет от толстого рулона, висевшего на груди, и погрузилась в дрему.

«Зря это я, – переживал Павел Лукьянович. – Засекут, доложат, потом не отмоешься».

– А мы не проедем? – Ася проделала пальцем темную дырочку в заиндевевшем окне, но она тут же затянулась белой пеленой, ничего не разглядеть.

– Конечную не проедешь, – ответила за Павла Лукьяновича кондукторша.

* * *

День быстро угасал, как ему и положено в конце декабря. К застекленному зданию, похожему за гигантский аквариум, подкатывали такси и иномарки. Из них выпархивали женщины в шубах и мужчины в дубленках. Они что-то говорили на чужом языке. Заграница оказалась в двадцати минутах езды от дома. Павел Лукьянович здесь никогда не был.

1 ... 40 41 42 43 44 45 46 47 48 ... 91
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?