похожей на виртуозное соло в балете. После очередного па она на секунду останавливалась и, прищурившись, спрашивала: вы понимаете мою мысль? В этом, видимо, было что-то семейное, родовое. Таким же вопросом перебивал свои монологи ее брат Селим Омарович Хан-Магомедов – теоретик и историк архитектуры и дизайна, которого мне доводилось не раз слушать. И брат, и сестра явно любили мысль – чужую ли, свою ли. Любили ее показать и пригласить ею полюбоваться. От нас как собеседников МО так же ждала не «информации», не «сведений», а мыслей, и удовлетворенно кивала, когда уста кого-нибудь из нас произносили что-то достойное такого названия.

МО, как и полагалось литератору в те годы в СССР, состояла в напряженном общении с редакторами, работниками издательств. В среде пишущих и издающихся авторов постоянными были жалобы и возмущение по поводу того, как с ними поступало то или иное издательство и лица, облеченные полномочиями от его имени – а за ним стояло имя государства. МО тоже немало рассказывала об этом, но это были рассказы о придуманных ею уловках, посредством которых она обыгрывала чиновников, об ее хитростях на манер Ходжи Насреддина. (Он – трикстер, многое от трикстера было и в ней.) Так она добивалась маленьких и больших побед в публикации того, что она считала должно быть сообщено, предъявлено читателю. С ним она хитрить не собиралась. Его она уважала глубоко и серьезно.

Олег Лекманов

«Еще не вспоминая – помня», так назывался мемуарный очерк Мариэтты Омаровны Чудаковой об Эйдельмане, и я тоже, пока твердая память не перетекла в сомнительные воспоминания, спешу написать о самой М.О. несколько слов.

Первым делом почему-то всплывает всякое смешное. Ну, вот, например – один раз я по просьбе М.О. вел аукцион-продажу сборников Тыняновских чтений в музее Булгакова (весь сбор шел на поддержку музея), шутил, как мог, и вообще – был весь вечер на арене, а когда это действо закончилось, М.О. сияющими глазами обвела присутствующих и торжествующе подытожила: «Вот умею я открывать в людях новое! Ведь всем казалось, что Лекманов – сухарь, а я в нем разглядела артистическую жилку».

Как правильно написал Кирилл Рогов – М.О. не только была очень проницательна, но и по-детски трогательно гордилась своей проницательностью.

Или вот еще: однажды М.О. меня вызвала к себе в Беляево о чем-то серьезном поговорить, мы выпили по небольшой порции сладчайшего липкого «Кагора» (только из любви и уважения к М.О. влил я э т о в себя) и вдруг, о ужас, несколько капель «Кагора» упали на ноут-бук М.О., который, не будь дурак, тут же зашипел, скукожился и умер. Я был отряжен в ближайшую компьютерную мастерскую, и пока пытался задобрить недоумевающего мастера («Этому старью место на помойке!»), М.О. несколько раз мне звонила на мобильный и взволнованно говорила: «Передайте ему, что в компьютере лежит книга о России, скажите, что это очень-очень важно для России!»

Это про веру М.О. в российских людей и российскую сознательность.

Да, она была похожа на «толстовскую старуху» (наблюдение Вадима Жука), а еще на русскую императрицу – иногда взбалмошную, даже гневливую, но зато, как немногие, ощущавшую, что Россия – это ее страна, о которой она должна заботиться, которую нужно любить и не давать на откуп всяким сволочам и дуракам.

Как и почти все, наверное, кто подходил к М.О. более или менее близко, я несколько раз вдрызг ссорился с ней (один раз из-за доклада Александра Павловича Чудакова на Тыняновских чтениях, в обсуждении которого, как показалось М.О., я вел себя недостаточно почтительно по отношению к докладчику (этого не было)).

Но не лучшим ли доказательством моей любви к М.О. стала публичная поддержка ее плана по облагораживанию так называемого президента Д. Медведева? Тогда многие очень близкие М.О. люди ее не поддержали, а мне показалось, что нельзя ее в такой ситуации оставлять одну, и я рад, что это понял и оценил один из ее младших, а моих старших друзей.

И в заключение, наверное, о друзьях М.О. Она самоотверженно и действенно умела о них заботиться, а я еще за то буду всегда благодарен М.О., что именно в ее квартире я только один раз, но зато подробно (больше часа) проговорил с одним из самых лучших (если не лучшим, простите все остальные!) исследователей Мандельштама и ближайшим другом М.О. – Евгением Абрамовичем Тоддесом.

Думаю, многие из нас еще поежатся, читая о себе нелицеприятные записи в дневнике, который М.О. вела в течение десятилетий, однако, уверен, когда этот дневник будет опубликован (а он, конечно, будет опубликован), – мы все в полной мере осознаем, насколько ценный это документ об эпохе. Ведь М.О. находилась в центре очень и очень важных событий в истории русской филологии, истории русской литературы, да и истории России в целом.

P. S. Перечитал и вижу, что ни словом не обмолвился о главном деле М.О. – о ее филологических работах. Смешно, но характерно – их масштаб настолько очевиден, что остается как бы за скобками (хотя чувство радостного удивления от впервые прочитанных или услышанных докладов, статей и книг М.О., я думаю, знакомо каждому, кто М.О. слушал или читал).

Александр Лобанов

Non sibi sed omnibus.

Не для себя, но для всех.

Профессор Европейской Академии, главный знаток Булгакова, филантроп, просветитель. Все это Мариэтта Омаровна Чудакова.

Для меня самый впечатляющий факт – ее участие в защите Белого Дома в августе 91.

Она, хрупкая, интеллигентная, на Баррикадах Белого Дома.

Потому что не могла оставаться в стороне в тот момент.

Она всегда в центре событий.

Вот едет в очередной дальний уголок страны, отвезти Книги библиотекарям. Провести викторину со школьниками, пообщаться с умными молодыми людьми.

Она не терпит фальши, всегда четко схватывает суть вопроса. Она уже сформировала мнение и знает ответ на вопрос, но пытливый ум исследователя заставляет задать еще вопрос и еще. Она в постоянном поиске истины, а ее энергии могут завидовать молодые. Я и сам ей завидую.

Искренняя, неутомимая, готовая к решительным действиям, даже если останется одна.

Меня всегда успокаивает, когда она говорит – И один в поле воин.

Это не просто слова, это ее жизненный принцип. Даже если ты одна – идти до конца.

И всегда вокруг нее словно по Божественному промыслу оказывались такие же единомышленники. Готовые и в огонь, и в воду. Потому что знают – Чудакова делает что-то полезное, ее имя – как знак качества.

Она верит в