Эти дары могли быть богаче, чем те, которые получали храмы более ранних времен, хотя, конечно, не могли сравниться с пожертвованиями, которые получали Карнак и Луксор. Если мы не будем принимать в расчет наименее важные предметы – мед, цветы, благовония и т. д. – и будем учитывать только различные виды мяса, напитки и караваи хлеба, отмеченные в таблице пожертвований, то обнаружим, что этот храм каждый день получал примерно 3220 караваев хлеба, 24 пирога, 144 кувшина пива, 32 гуся и несколько кувшинов вина. Кроме этого дохода, который шел главным образом на содержание жрецов и прислужников храма, в особые дни ему полагались особые дары. Дополнительные жертвоприношения делались по случаю восьми праздников, которые повторялись каждый месяц. Второго, четвертого, десятого, пятнадцатого, двадцать девятого и тридцатого числа каждого месяца в храм приносили 83 каравая хлеба, 15 кувшинов пива, 6 птиц и 1 кувшин вина; а в день новолуния и в шестой день месяца делались пожертвования в размере 356 караваев хлеба, 14 пирогов, 34 кувшинов пива, 1 быка, 16 птиц, 23 кувшинов вина. По большим праздникам, которыми церковный год Древнего Египта был весьма богат, дары были еще больше. Например, в течение последних десяти дней месяца хоях торжественно отмечался праздник в честь мемфисского бога Птаха-Сокара-Осириса, и храм в Мединет-Абу участвовал в нем. Если мы снова оставим без внимания неглавные дары, то этот список жертвоприношений покажет нам, что царь преподносил храму для этих праздничных дней:

А ведь Птах-Сокар-Осирис был в Мединет-Абу только второстепенным богом. Дары по случаю больших праздников в честь Амона были, несомненно, гораздо большими.

У читателя невольно должен возникнуть вопрос: что происходило с этими излишками пищи после того, как она исполнила свое назначение, полежав на алтаре перед богом? Мы можем предположить, что ее относили в «дом продовольствия» и постепенно расходовали на прокорм служителей и жрецов храма. В таком случае разное количество жертвоприношений указывает лишь на большее или меньшее значение праздника. Однако, посмотрев внимательно на такие списки, как приведенный выше, мы начинаем понимать, что дело обстоит не так просто; если в разные дни праздника количество хлебов меняется от 50 до 3694, кувшинов пива от 15 до 905 и птиц от 4 до 206, то такие большие различия нельзя объяснить одной лишь разницей в святости отдельных дней. Конечно, 26 хояха, праздник Сокара, был главным днем всего празднества, но он не мог быть в двадцать раз святее, чем 30 хояха, день воздвижения столба Дед. Гораздо вероятнее, что причина для выбора именно этих цифр была ближе к практике жизни: возможно, еда должна была насыщать разное число людей, и эти люди были не изображениями бога, а жрецами и мирянами, участвовавшими в празднестве. Численность второй группы, вероятно, бывала очень разной в разные дни празднества, и в зависимости от того, был праздник закрытым или открытым, толпа тех, кто ел и пил жертвенные дары на пиру, была, соответственно, больше или меньше. Это объяснило бы и разницу качества пищи: в одном случае собирались люди из верхов общества, которым были нужны жареное мясо и пироги, в другом преобладали люди из низов, которым было достаточно подать караваи хлеба.

Большие празднества, о которых я рассказывал, были, насколько нам известно, очень похожи. Главным было изображение какого-нибудь важного события из жизни того бога, чей день отмечали. Например, в эпоху Среднего царства на празднике Осириса в Абидосе исполнялось представление, изображавшее прежние сражения этого бога: «враги Осириса оказывались разбиты», а затем торжественная процессия несла этого бога к его могиле на абидосском кладбище Пекер и хоронила там. За этим следовало представление, изображавшее «тот день великой битвы», когда «все его враги были побеждены» в месте под названием Недит[213]. Праздник в честь бога мертвых Эпуата (Анубиса? – Ред.) в Сиуте должен был иметь много сходства с предыдущим: Эпуата тоже «процессия провожала к его могиле», которая находилась в тамошнем некрополе[214]. Сведения такого рода встречаются часто, особенно в более поздних текстах; но мы, не зная мифов, служивших основой для этих праздников, редко можем понять смысл происходившего на них. Мы знаем, что в такой-то день такой-то бог является людям (то есть его проносят вокруг в процессии) и останавливается в храме другого бога, своего друга; но мы ничего не знаем о легенде, объясняющей причину этого посещения.

Я уже дал описание публичных торжеств по случаю подобного большого праздника. Здесь я добавлю к этому описание еще одного праздника, которое я обнаружил в одной фиванской гробнице[215]. Это праздник «воздвижения столба Дед», завершавший уже упомянутое празднество в честь Птаха-Сокара-Осириса в месяце хоях. Изображенный праздник имел особенно большое значение потому, что отмечался утром в юбилейный день царя. Торжества начались с того, что царь принес жертву «господину вечности» Осирису – мумии в головном уборе, изображающем столб Дед.

Затем фараон со своей свитой направлялся туда, где лежал на земле «благородный столб», поднять который и было целью праздника. Столб обвязывали канатами, и монарх с помощью царских родственников и одного жреца тянул за них и поднимал столб. Царица, «наполняющая дворец любовью», смотрела на этот священный обряд, а ее шестнадцать дочерей сопровождали его музыкой, играя на трещотках и звенящих систрах – музыкальных инструментах, на которых обычно играли женщины на торжествах по религиозным поводам. Шесть певиц соединяли свои голоса в песне, прославляя бога, а четыре жреца вносили обычные столы для жертвоприношений и устанавливали их перед столбом, который теперь стоял.

До этого момента праздник нам понятен: он изображает тот радостный момент, когда Осирис просыпается для новой жизни, когда его позвоночник, символом которого в позднем египетском богословии стал Дед, снова поднимается вертикально. Но последующие церемонии этого праздника напоминают о мифологических событиях, которые нам неизвестны. Четыре жреца, подняв сжатые в кулак руки, бросаются на четырех других, которые для вида отступают перед ними, другие два ударяют друг друга, а еще один, стоящий рядом, говорит о них: «Я схватываю Гора, сияющего в истине»[216]. Затем следует большая сцена бичевания, во время которого пятнадцать человек безжалостно бьют один другого палками и кулаками. Они разделены на несколько групп, две из которых, согласно надписи, изображают жителей города Пе и города Деп. Это явно представление, изображающее великую мифологическую битву, в которую были вовлечены жители Пе и Депа, то есть древнего города Буто на севере дельты. Церемонии, которыми завершался священный обряд, тоже вызывают у нас много вопросов: пастухи пригоняют четыре стада быков и ослов, и в сопровождающем рисунок тексте сказано, что «они четыре раза обходят вокруг стен в тот день, когда воздвигается благородный столб Дед».