Его рука сжала ей горло. Когда он ослабил хватку, у бедняги уже не осталось ни малейшего желания перечить ему. Она рассказала, куда и в какую сторону идти, чтобы добраться до запасной лестницы, спуститься вниз и через черный ход выйти во двор больницы.

– Только как вы пойдете? Вы же голый!..

А ведь точно – одежды на нем ноль. Может, простыней обернуться?

– Через три палаты ординаторская. Там дежурный врач, мужчина, он такой же комплекции, как вы.

Ну вот, обработал бабу как следует, и она ему шефа своего с потрохами сдает. Ценный у нее язык. Вырвать бы его вместе с гландами, заспиртовать да в банку на полку. Но это уж как-нибудь в другой раз.

Мирон медленно поднял руку и резко опустил. Ребром ладони ударил женщину в шею. Она потеряла сознание и без чувств растянулась на полу. Теперь можно идти.

* * *

Павел Андреевич с вожделением смотрел на обворожительную Карину. Год как из медучилища эта сестричка, совсем молоденькая. Лицо у нее так себе, но фигурка – закачаешься. Особенно ножки – цены им нет. Весь год он домогался ее, старался, чтобы его ночные дежурства совпадали с ее сменой. И они частенько дежурили вместе. Только Карина искусно удерживала его на дистанции. Кокетничала с ним, крутила хвостом. Но близко к себе не подпускала. Легкий флирт, дальше этого их отношения не заходили. И сегодня на удачу ему оставалось только надеяться.

А надежда эта с каждым часом крепла. С начала смены Павел Андреевич предложил Карине продегустировать великолепный армянский коньячок. Обычно она отказывалась, а сегодня – нет. Только уединиться с ним в ординаторской она согласилась не раньше двух ночи.

Она сидела за столиком напротив него. Во рту дамская сигаретка, халатик на ней выше колена – ноги, одна на другой, открыты чуть ли не по всей длине, а возбуждают как... Половина бутылки уже оприходована. Ее глазки блестят, на щеках румянец, дыхание стало учащенным. Похоже, Карина созревает. Или уже созрела.

Павел Андреевич не выдержал, взял ее за руку и потянул к себе.

– А вот это лишнее, – взвизгнула она.

И собралась. Ну вот, разбитые иллюзии.

Но уйти Карина не успела. Дверь в ординаторскую с треском распахнулась, и на пороге возник совершенно голый молодой человек. Его лицо искажала зверская улыбка.

Он вошел в кабинет, закрыл за собой дверь и, абсолютно не стесняясь своей наготы, уставился на Карину.

– А ничего баба. Особенно губки!..

Он зашелся в глухом безумном смехе.

– Вы кто такой? – спросил Павел Андреевич, принимая вертикальное положение.

– Я? – ткнул себя в грудь незваный гость. – А ты меня не узнаешь?

Только сейчас врач впился в него внимательным взглядом. Тело искромсано грубыми шрамами, лицо бледное, осунувшееся. И знакомое. Батюшки! Да это живой труп из реанимации. Павлу Андреевичу стало не по себе. И все же он встал и подошел к шкафу.

– Раздевайся, козел! – рявкнул «живой труп».

– Я?! – удивился врач.

– Да ты, петух, не ссы, не тебе глину месить буду.

Он резко подступил к нему и с силой ударил под дых. И Павел Андреевич начал снимать с себя одежду.

Пока «пациент» рассматривал трофеи, он приблизился к своему столу, выдвинул ящик и выхватил из него пистолет, газовый «вальтер».

– Замри, не то буду стрелять! – крикнул он, тыча в противника стволом.

– В меня?! – разгибаясь, удивился тот.

«Живой труп» вскинул голову вверх, развел руки в стороны и снова захохотал. Его безумный смех леденил кровь. Но Павел Андреевич чувствовал себя уверенно – ведь в его руках оружие.

– Меня нельзя убить! Нельзя!!! Я мертвец, живой мертвец.

Перед глазами врача живо прошла картина из одного фильма ужасов. Больница, восставшие мертвецы из морга, ужасы, ужасы, ужасы. Ему стало так страшно, что рука с пистолетом безвольно опустилась. И тут же парень резко взмахнул рукой и выбил у него оружие. Пистолет оказался у «пациента».

– Нельзя со мной шутить, – осуждающе покачал он головой.

– Это газовый пистолет, он не убивает.

– Да?!. А это мы сейчас проверим, – гость направил «вальтер» на него.

Газовый пистолет не убивает, это так. Вернее, почти так. Но если выстрелить из него в упор – летальный исход обеспечен.

Павел Андреевич почувствовал сильное головокружение, перед глазами все поплыло, и он начал падать. На пол он приземлился уже без сознания.

* * *

– Что это с ним? – спросил Мирон у подружки «лепилы». – Посмотри!

Та сидела, съежившись, на диване и со страхом смотрела на происходящее. Она не посмела ослушаться его и живо сорвалась с места. Опустилась перед своим «хорем» на четвереньки, нащупала его пульс, прослушала дыхание. Ее чудные ножки в такой позе казались особенно аппетитными.

– У него обморок, – обернувшись к нему, сказала она. – Вы его напугали.

– А тебя, киска, я тоже напугал? – усмехнулся он и присел, коснувшись своим вздувшимся черенком ее ягодиц.

– Что вы, не надо, – затрепыхалась она.

– Надо, крошка, надо. – Он приставил ствол газовой игрушки к ее затылку. – Я этого очень хочу.

Он брал ее не спеша. И она ничего не отвергала. Пусть только попробует. Он не торопился поставить точку в акте любви. А ведь нужно было как можно скорей одеваться и убираться отсюда. В любой момент сюда может кто-нибудь нагрянуть, вызвать охрану, ментов. И тогда Мирону придется туго. Но он ничего не боялся. Он уже твердо уверовал в свою неуязвимость. С ним просто не может ничего случиться.

– Ты была хороша, – разрядившись, он грубо оттолкнул от себя Карину.

Не глядя на нее, неторопливо начал одеваться. «Лепила» носил настоящие фирменные джинсы и пиджак – они пришлись Мирону как раз по размеру. И клетчатая рубашка, и кроссовки тоже подошли. В кармане пиджака он обнаружил бумажник. В «лопатнике» лежал паспорт и несколько пятидесятитысячных банкнот. Естественно, все это он также оставил себе.

Одевшись, Мирон удобно устроил за поясом брюк «вальтер», набросил на себя халат и направился к выходу.

– Ах да, – спохватился он.

Совсем забыл о Карине. Нельзя ее тут оставлять в полном здравии.

Он подошел к ней, рукой схватил за волосы и приблизил к себе.

– Нравишься ты мне, мартышка! – засмеялся он и впился поцелуем в ее губы.

Пальцами руки одновременно пережал ей сонную артерию. Девушка потеряла сознание и упала на пол.

– Как она меня любит! – продолжал смеяться Мирон.

Переступив через Карину, направился к выходу.

Он не воспользовался запасной лестницей. В вестибюль спустился в служебном лифте и двинулся прямо на охранника, который тут же поспешил перегородить ему выход. Бдительность, блин, проявил. Мужику под пятьдесят, может быть, бывший мент.