Она нажала на клавишу контейнера, висевшего на стене рядом с дверью,— в ладонь брызнула струя геля с изопропиловым спиртом. Дилан продезинфицировала руки и из коробки на стойке достала пару латексных перчаток. Мгновенно все события последних дней — даже часов — стерлись из памяти. Даже личные проблемы исчезли, как только она открыла дверь. Сейчас ничто не имело значения, кроме женщины, лежавшей на кровати в паутине трубок.

Господи, ее мать казалась такой маленькой и хрупкой! Шерон действительно была невысокой женщиной, дюйма на четыре ниже Дилан, и более рыжей. Хотя после первой битвы с раком ее волосы начали седеть и сейчас были коротко острижены. С этой прической Шерон выглядела лет на десять моложе своих шестидесяти четырех. Дилан почувствовала раздражение и даже злобу оттого, что повторный курс химиотерапии безжалостно уничтожит этот великолепный медный ежик.

Стараясь не шуметь, она осторожно подошла к кровати. Но Шерон не спала, она тут же открыла глаза — зеленые, излучающие тепло.

— О, Дилан... Здравствуй, детка. — Ее голос был слабый и прерывистый, только он и выдавал, что она тяжело больна. Шерон сжала руку Дилан. — Ну, как поездка, дорогая? Когда ты вернулась?

Черт.

Мама считала, что она ненадолго задержалась в Европе, а Дилан несколько дней, проведенных с Рио, показались вечностью.

— Я... только что вернулась домой, — ответила Дилан, что вполне соответствовало правде. Она присела на край узкой больничной кровати, Шерон продолжала держать ее за руку.

— Я немного беспокоилась, что ты так неожиданно изменила свои планы. И твое электронное письмо о том, что ты хочешь провести несколько дней, путешествуя по Европе самостоятельно, было таким коротким и загадочным. И почему ты не звонила мне?

— Прости, — сказала Дилан, ей было больно оттого, что она заставила маму волноваться. — Я бы тебе обязательно позвонила, если бы могла. Мамочка, мне так жаль, что ты не очень хорошо себя чувствуешь.

— Я нормально себя чувствую. Значительно лучше, когда ты рядом. — Шерон спокойно посмотрела на дочь. — Но я умираю, детка. Ты же понимаешь это, не так ли?

— Не говори так. — Дилан сжала руку матери, затем поднесла ее к губам и поцеловала, почувствовав холод ее пальцев. — Ты справишься и на этот раз. Ты выздоровеешь, и все будет хорошо.

Шерон промолчала, не желая развивать эту тему.

— Давай лучше поговорим о тебе. Расскажи, где ты была, что видела, я хочу все знать.

Дилан опустила глаза, не в силах выдержать взгляд матери. Так она делала всякий раз, когда не могла рассказать ей правду. А сейчас она не могла. В любом случае все это было совершенно невероятным. Как бы мать отнеслась, если бы Дилан призналась, что увлеклась таинственным и опасным мужчиной? Вампиром.

— Ты работаешь над своей статьей о логове чудовища? Фотографии, которые ты мне прислала, впечатляют. Когда твой материал напечатают?

— Нет никакого чудовища, мама, — покачала головой Дилан. Она пожалела, что вообще сообщила об этом матери и остальным. — Пещера оказалась просто пещерой. Ничего особенного.

Шерон посмотрела на нее с недоверием:

— Неужели? А саркофаг, который ты обнаружила, и какие-то непонятные надписи на стенах. Что все это значит?

— Обычный саркофаг. По всей видимости, очень старый, какое-то древнее захоронение.

— А тот мужчина на снимке?..

— Бродяга, только и всего, — перебила ее Дилан, ненавидя себя за вранье. — На фотографии многое выглядит интереснее, чем в жизни. Никакой статьи не получилось. Ничего сколько-нибудь подходящего хотя бы для газетенки Коулмана Хогга. Честно признаться, я у него больше не работаю.

— Что? Он не мог так поступить!

Дилан пожала плечами:

— Он так поступил. И я этому даже рада. Найду что-нибудь поприличнее.

— В любом случае для него это большая потеря, чем для тебя. Ты слишком талантлива для такой газеты. Ты нашла интересный материал для статьи, и мистер Саса со мной согласен. Он как-то обмолвился, что у него есть связи в крупных изданиях Нью-Йорка. Думаю, его можно было бы попросить найти для тебя какое-нибудь местечко.

О черт. Слова Шерон заставили Дилан напрячься.

— Мама, ты рассказала о моих приключениях в Чехии мистеру Саса?

— Ну конечно, я ему и фотографии показала. Я не могла удержаться, чтобы не похвастаться тобой, ты же у меня восходящая звезда.

— Боже мой, мама, кому еще ты об этом рассказывала?

Шерон похлопала ее по руке:

— Ну, не скромничай, Дилан, ты у меня такая талантливая и должна писать серьезные статьи для крупных газет и журналов. И мистер Саса со мной согласен. Во время речного круиза мы с Гордоном много о тебе говорили.

Дилан охватила тревога: слишком много людей за столь короткое время успели узнать о том, что она видела в пещере. Но вместе с тем от нее не ускользнуло оживление, которое появилось в глазах матери при упоминании директора Центра.

— Я вижу, вы с мистером Саса успели близко познакомиться.

Шерон рассмеялась, молодо и озорно, так что Дилан на мгновение забыла, что сидит на больничной кровати матери в онкологическом отделении.

— Дилан, он такой симпатичный и такой галантный. Я всегда считала его сдержанным и холодным, а он оказался просто очаровательным.

Дилан улыбнулась:

— Он тебе нравится.

— Да, — призналась Шерон. — Такая вот насмешка судьбы: я нашла достойного человека, возможно, своего принца на белом коне в тот момент, когда у меня не осталось времени, чтобы влюбляться.

Дилан покачала головой, ей не нравились такие разговоры.

— Мама, влюбиться никогда не поздно. У тебя впереди еще долгая жизнь.

Шерон грустно посмотрела на Дилан:

— Ты у меня такая хорошая девочка, я всегда гобой гордилась. Ты же знаешь это.

Дилан кивнула, у нее перехватило дыхание.

— Да, знаю, и я всегда могла на тебя положиться, мама. Ты была единственным человеком, на которого я могла рассчитывать. И остаешься таковым. Мы с тобой как два мушкетера.

Шерон улыбнулась: так они называли себя с тех пор, как остались с Дилан вдвоем, — но сейчас в ее глазах блестели слезы.

— Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо, Дилан. Ну, я имею в виду, когда ты останешься одна... после моей смерти.

— Мама...

— Пожалуйста, выслушай меня. Я беспокоюсь о тебе, дорогая. И я не хочу, чтобы ты оставалась одна.

Дилан смахнула слезу, которая горячей струйкой потекла по щеке.

— Ты не должна сейчас беспокоиться обо мне. Сейчас тебе нужно думать только о себе, нужно поправиться. Биопсия может и не...

— Дилан, пожалуйста, выслушай меня. — Шерон приподнялась и села, на ее измученном лице появилось решительное выражение, которое Дилан очень хорошо знала. — Болезнь вернулась. Я знаю это. Чувствую. Я с этим смирилась и очень хочу, чтобы ты тоже с этим смирилась.