Вряд ли эта парочка любовников, столь прикипевших друг к другу, с энтузиазмом принялась бы читать дарвиновское «Происхождение человека» — а зря: они узнали бы, что «…духовная сторона [рас] представляет тоже много различий, главным образом, как кажется, в эмоциональном отношении, но также и по умственным способностям».

Что до их физических и сексуальных несхожестей, то взаимная притягательность была обязана в первую очередь экзотике: ксенофобия стояла на ушах.

* * *

Лок была женщиной тихой, но тут и она не выдержала, на последнюю ремарку Айми заявив вот что:

— Когда человек вышел из Африки, одни племена отправились в Европу, другие — в Азию. Те, кто взял курс на закат, нашли себе лесистую местность. А те, кто двигался встречь солнцу, наткнулись на заросли бамбука, бесценного растения, годящегося на что угодно. Обе группы были крайне разобщены — да они едва имели друг о друге представление — на протяжении тьмы веков. Но наконец они встретились: голландцы и британцы с одной стороны, китайцы — с другой. Если бы встреча задержалась еще на горсточку тысячелетий, география позаботилась бы о возникновении двух различных подвидов. Что это значит? А вот что: сожительство и совокупления были бы возможны, а дети — может, да, а может, и нет. Прямо как в нашем случае. Всякий раз, когда между Востоком и Западом имеет место соитие, оно демонстрирует и празднует союз двух контрастирующих сред обитания…

В зале раздался женский голос, просивший уточнить, чем дело обернулось для ушедших на север вместо запада или востока.

Лок вдруг припомнила рискованный анекдот, услышанный еще в детстве, когда она ходила в эстонскую школу. Взяв на вооружение прибалтийский акцент, Лок буркнула:

— Эх, повезло Андрусу. Он в самой середке…

Очередная экспедиция готовилась к выходу, причем через задний шлюз, чтобы не попасть на глаза сидевшим под башней погорельцам. Причина: стыд за многодневное ничегонеделание. Ноэль, уже проинформированная о гибели Мангаляна, вдруг получила от него личное сообщение на персональный визгун. Должно быть, какая-то мелкая сошка или вовсе временно нанятая трудовая единица позабыла отправить эту запись вовремя. Помучившись сомнениями открывать ли, Ноэль наконец проиграла файл, и ее сердечко застучало быстрее. Несмотря на назидательный тон, в послании почудился ответ на ее любовь к Мангаляну, единственному мужчине, в чей адрес она испытывала внутреннюю сексуальную теплоту.

В сообщении говорилось следующее:

«Ты не хуже остальных понимаешь необходимость изменить, улучшить человеческую расу, особенно по части моральных качеств. Разумеется, мы отдаем себе отчет в том, что контакт с зюйдамерскими птицелюбами грозит риском заражения. И все же такова суть нашей надежды, нашей тоски — которую, знаю я, ты тоже разделяешь, дражайшая Ноэль — по моральному прогрессу, и вот почему Запад должен, прямо-таки категорически обязан, предоставить выжившим приют, причем незамедлительно, к каким бы плачевным последствиям это ни привело в результате. Мои чаяния и мое сердце с тобой. Мангалян».

Его голос затих.

Ноэль хватила коробочкой о стену. Подскочила и еще врезала пяткой.

— Лицемер проклятый! — завизжала она. — Да с какой стати мы, чистенькие и здоровенькие, должны обниматься чуть ли не с прокаженными?! Нам что, своих опасностей не хватает? Нет уж, дудки! Тащи свой героизм к себе в могилу!

Позже она объявила всем и каждому, что от СУ поступили строжайшие указания не допускать в башню ни единого зюйдамерца:

— Они сами себя подставили под удар, сознательно нарушив правила содержания животных. Вот пусть теперь и расплачиваются. А у нас жизнь и без того не сахар.

Заявление было встречено, в общем-то, вздохом облегчения, хотя выискались и те, кто счел сей эдикт вопиющим попранием всех тех ценностей, за которые ратовала подлинная цивилизованность.

* * *

Дальше — хуже. Прибыла немногословная информсводка о двойном самоподрыве террористов-смертников в корпусах Гарвардского университета. Этот старейший вуз Америки, основанный еще в семнадцатом столетии одним из английских поселенцев, был вынужден захлопнуть свои двери в связи с масштабным ремонтом. Все внешнее финансирование временно заморозили, включая регулярные взносы в СУ, которые полагалось делать раз в два года.

Через несколько минут доставили еще одну сводку. В ней сухо сообщалось, что результаты вскрытия Герберта ибн Сауд Мангаляна показали, что его пытали перед смертью.

Прочтя это, Ноэль исполнилась чувства, будто ее саму разорвали пополам. Подобрав с пола покореженный визгун, она поцеловала его и бережно убрала в ящик стола.

Многие жители башни оплакали смерть Мангаляна — кто-то украдкой, другие напоказ.

* * *

Как марсианская колония, так и собственно СУ пребывали сейчас в глубоком кризисе, несмотря на ошеломительное известие о подтверждении жизни на Марсе.

Зябко обняв себя за плечи, Хэддод маялся в обсерватории.

— Мы пропали, да? Теперь-то им точно до нас нет дела…

— А позорней всего, — отвечал Фихт, — что за этим проектом, из-за которого мы тут очутились, все-таки стояла надежда — и даже обоснованное ожидание! — в конечном итоге добраться до юпитерянских лун. Еще бы парочку поколений научно-технического прогресса, и, думаю, у нас бы получилось.

— Ха! А сейчас-то как быть? — Хэддод спрашивал скорее риторически, но у Фихта сыскался ответ: «Насколько я понимаю, есть только две альтернативы. Либо нас всех — или почти всех — вывозят обратно на Землю… так сказать, спасают… либо просто оставляют за бортом. Как на необитаемом острове. Причем второй путь представляется куда более вероятным».

На всех ярусах обитатели приходили к тому же выводу. Робинзон Крузо отделался малой кровью.

* * *

Жизнь, как выяснилось, не бесконечна, а сейчас вообще, похоже, завершится позорнейшим фиаско. Многие остро ощущали собственное одиночество, даже в толпе, и, наверное, бормотали себе под нос нечто вроде:

Будущее как заброшенный пляж —

Вечно все те же тоскливые сумерки.

Что ж я так лоханулся? Надо было ее чпокнуть.

О мои «Судебные штучки»… кто вас теперь

вспомнит?

Зря я ему отказала тем пьяным вечером,

Душа зудит, а как почесать — непонятно,

Ой, мамочка-мамочка, кто ж за тобой присмотрит?

А ведь мы целовались. Я ее пощупал. Мокренькая

такая.

Мои пределы тают в пустоте.

Зато мы все герои. Эти… как их? Первопроходцы.

Метанипоко, да, сожаление, восторг, хотя бы

это узнали.

«Марс как чертоги Смерти».

Лаванда, пляж, белые ракушки, пена прибоя.

Что такое умереть? Куда проще, чем жить.