Сабурова перекатилась в сторону, где вражеский пулемет, уже отлично пристрелявшийся, не мог ее достать. Но попытка высунуться приводила к такому обстрелу, что оставалось лишь снова забиться за металлическую перегородку. Пули вреза€лись в железо и рикошетили с мерзким звуком. Прижимаясь к стене, Сабурова проползла несколько метров, спрятавшись за ящиками. Здесь она сделала пару выстрелов, но очереди снова вынудили ее пригнуть голову.

– Ну что, Катя? – долетал из наушника голос Саблина. – Как ты там?

– Да не очень-то, – отозвалась она. – Пять патронов, и голову высунуть невозможно.

– Ч-черт…

Разговор прервался очередной попыткой ливийцев подойти поближе.

– Три, – продолжила она спустя пару минут.

– Что – три? – переспросил Боцман.

– Три патрона.

Собеседник помолчал, обдумывая ситуацию. Впрочем, и так было ясно.

– Все, Катерина. Уходи, – сказал он, приняв решение. – Прыгай за борт.

– А вы как же?

– Будем смотреть по ситуации. В любом случае, мы можем держать оборону. А у тебя шансов нет… – в наушниках послышался треск выстрелов, и речь Саблина изменилась, став торопливой. – Приказываю покинуть яхту. Моторка у борта – единственный шанс на спасение. А мы пока усилим огонь. Давай, подруга, действуй. В таком положении это единственное, что остается. Будем на связи. И не тяни.

Да, как ни крути, а шансов не оставалось никаких. Переместившись правее, Сабурова израсходовала три оставшихся патрона и, отбросив уже ненужный пистолет и оттолкнувшись, рыбкой полетела за борт. Стрельба на палубе резко усилилась – Саблин и Зиганиди отвлекали ливийцев.

Оказавшись в воде, Катерина огляделась. Так, похоже, наверху никто еще ничего не понял. Есть время обогнуть яхту и попытаться завладеть надувной моторкой. Ливийцы, конечно, без внимания это дело не оставят, но шансы кое-какие имеются. Надо только проплыть эти метры, подобравшись поближе…

Вдруг железная хватка опоясала тело. А следом за этим ошеломленная Сабурова почувствовала на себе еще одну пару рук. Непонимание длилось всего несколько мгновений. А там и она сама поняла, – ливийские аквалангисты дело свое знали хорошо.

Попытки девушки сопротивляться были жестко пресечены с самого начала. После нескольких весьма ощутимых ударов она была приведена в состояние не бесчувственное, но достаточное для того, чтобы спущенной с яхты веревкой ее подняли наверх, на палубу. А здесь, на корме, ее приняли подручные замминистра. Обессилевшая Сабурова ощутила на себе обыскивавшие руки. Оружия, естественно, не было, и ее, не теряя времени, быстро провели по ступенькам и втолкнули в каюту.

В помещении находился Джамаль. От его холеной вальяжности не осталось и следа, да и сам он выглядел всклокоченным и сбитым с толку. Ливиец сидел в низеньком кресле с выражением холодного бешенства на лице. Его глаза цепко пробежались по мокрой пленнице.

– Кто ты такая?

– Мимо проходила, – процедила Сабурова, наблюдая, как у ног образуется лужица воды, стекавшая с нее.

– Шутишь, значит? – зло ухмыльнулся ливиец. – Ну-ну. Я юмор люблю, только вряд ли сейчас время для шуток.

– Вам виднее, – лаконично ответила Сабурова, делано равнодушным взглядом окидывая роскошные апартаменты.

– Ты говори, а то ведь может быть поздно. Захочешь потом рассказать, а это уже будет ни к чему.

– А почему вы думаете, что у меня такое желание возникнет? – парировала Катя.

Микрофон с наушником продолжал работать, так что Боцман слышал все происходящее.

– Где же ваша главная ценность – господин Пятаков? Неужели потерялся! Ай-яй-яй, – покачала головой Сабурова, – неосмотрительно как такими людьми разбрасываться.

Ливиец, стиснув зубы, играл желваками. Было видно, что ему очень хочется сбросить маску спокойствия, но этого пока делать не стоило…

– Значит, нет его с ними, – слышался в наушнике голос Саблина, – отлично, Катя, молодчина. Спасибо за информацию. Но ты старайся его не злить. Нам его бешенство не нужно. Держись, мы что-нибудь придумаем. Важно потянуть время.

– Ладно, – ухмыльнулся Джамаль, – я вижу, разговора у нас с тобой не получится. Но мы поступим по-другому.

Он сделал паузу, а Катя, глядя на него, пыталась понять, что же он имеет в виду. В ухе она слышала, скорее даже ощущала, хриплое, напряженное дыхание Саблина, также замершего в ожидании.

– Будем действовать иначе, – прозвучали, наконец, слова ливийца. – Ты у нас девочка дорогая – вот, думаю, друзья твои и не поскупятся. Жизнь человеку только раз дается.

Он отдал приказ, и стрельба со стороны ливийцев резко прекратилась. Боевые пловцы также остановили огонь. Как только установилась тишина, из динамиков зазвучал голос хозяина яхты.

– Послушайте, вы! – резко, отделяя каждое слово друг от друга, говорил Джамаль. – Вы попытались осуществить задуманное, но у вас не получилось. И надо это признать. Я ценю хороших противников, но ваш бой проигран. Вам отсюда не выбраться, мы передушим всех, и поверьте, никому от этого лучше не будет. Но сначала мы убьем эту цыпочку, которая у нас в руках. Вы слышите? Я не буду вам рассказывать о мучениях, которые ее ждут – у нас нет на это времени. Мы просто отрежем ей голову и бросим вам.

На палубе царила тишина.

– Ваше дело проиграно! Но лишние смерти мне ни к чему. Так что складывайте оружие. Посидите у нас за решеткой, пока мы не закончим свои дела, а там пойдете восвояси. Уж не знаю, как воспримет ваше начальство то, что задание вы провалили, – говорил Джамаль, – но это меня не интересует. Во всяком случае, останетесь живы. Больше мне вам сказать нечего.

– А как насчет подумать? – выкрикнул Саблин.

– Подумайте, почему бы нет. Только недолго – десять минут. И предупреждаю – все поползновения будут расценены как отказ. Со всеми последствиями. Время пошло!

Чайки крикливо горланили над палубой, где кровавая молотьба сменилась затишьем.

– Десять минут, десять минут… это много или мало? – бормотал Зиганиди, меряя шагами пространство кают-компании, где после недавнего разгула неожиданная тишина прямо-таки давила на уши. – А что, интересно, мы можем придумать? Силой воображения испепелить ливийских разбойников? Освободить девушку, взять предателя и упорхнуть? Черт!

На Николая было жалко смотреть. Он кипел, клокотал, но ничего стоящего пока в голову не приходило. Тем более что такое короткое затишье нервировало уже само по себе.

Саблин, покусывая губу, молчал, но глубокая складка, залегшая на лбу, свидетельствовала: и он пытается придумать что-то. Ситуация складывалась скверная, больше всего напоминая мышеловку. Причем не такую, где мышь – раз, и убита. А такую, где она, потянувшись за кусочком сала, оказывается пойманной, но живой. И это хуже всего – сидеть в коробке и ждать, когда же придет твой смертный час…