Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я обнаружил четвертую дорогу в самую глубь леса, проходящую за пределами внешних защитных зон, но там чувство дезориентации очень сильно. Более банальную дорогу трудно себе представить; это речка, которую С и К называют «говорливый ручей». После двух дней пути внутрь этот крошечный ручеек превращается в настоящую реку; не могу себе представить, откуда берется вода! Каким образом в некоторой точке она становится такой полноводной, никак не меньше Темзы?
Дорога ведет за Святилище Лошади, за Каменный водопад и даже за район руин. Я встретил шамига. Они из раннего бронзового века, возможно, две тысячи лет до нашей эры. Они очень любят мифы и легенды. Их так называемая «жизнеголос» – юная девушка, выкрашенная в зеленый цвет, – обладает отчетливыми медиумическими способностями. Они и сами по себе легендарный народ, вечные стражники речных бродов. От них я узнал природу внутренней страны; они говорят, что для путешествия туда надо выйти из района руин и «большой расселины». И еще они рассказали о большом огне, который отделяет первобытный лес от сердца.
Мое истощение дошло до предела, ужасная трудность! Мне пришлось вернуться в Оук Лодж, потому что путешествие забрало у меня последние силы. Человек помоложе, возможно… кто знает? Я должен организовать экспедицию. Лес продолжает мешать мне; он защищает себя настолько энергично, что даже путешествие по его окраинам может кончиться очень плохо.
Шамига, однако, хранят много ключей от него. Они – настоящие друзья путешественника, и я обязательно попытаюсь еще раз увидеться с ними до конца лета.
Шамига – настоящие друзья путешественника. Они хранят много ключей от него…
Я не почувствовал временного сдвига…
Девушка завладела всеми моими мыслями. Джи видит это, но что я могу сделать? Это в природе мифаго…
Неполный и несвязный дневник отца стал настоящим утешением в дни, последовавшие после той болезненной, разрывающей сердце ночи. У шамига есть ключи ко многим тайнам. Говорливый ручей ведет в самый глубокий лес. Кристиан, как и я, из внешнего мира, так что он привязан к «тропинкам», и я могу последовать за ним.
Я читал дневник так, как если бы от этого зависела моя жизнь, и, возможно, моя одержимость имела смысл. Я собирался последовать за братом, как только силы вернутся ко мне и Китон будет в состоянии путешествовать. И сейчас я не мог сказать, какое из наблюдений или замечаний отца будет критически важно на каком-нибудь участке пути.
Врачи с авиабазы осмотрели Гарри Китона. Рана оказалась неопасной для жизни, но достаточно серьезной. Тем не менее он приехал в Оук Лодж через три дня после нападения, с рукой на перевязи, еще слабый, но горящий энтузиазмом. Он настолько хотел выздороветь, что очень быстро пришел в себя. Он знал, что у меня на уме, и хотел идти со мной; я охотно согласился.
Но и у меня были две серьезные раны. Три дня я не мог ни говорить, ни есть, и только пил бульон. Я чувствовал себя слабым и угнетенным. Постепенно сила вернулась ко мне, но перед глазами все время стояло одно и то же воспоминание: Гуивеннет, грубо привязанную к спине лошади, увозят в лес. Я не мог спать; все время думал о ней. И никогда бы не поверил, что способен пролить столько слез. Наконец, дня через три после похищения, мой гнев выразился в серии истерических припадков, при одном из которых присутствовал летчик, он храбро встретил мою – к счастью, словесную – атаку на себя и помог мне успокоиться.
Я должен вернуть ее. Легенда или нет, Гуивеннет из Зеленого леса была женщиной, которую я любил, и мне не жить, если я не сумею освободить ее. Я хотел разбить на кусочки череп брата, точно так же, как в припадках раздражения разбил вазы и стулья.
Но мне пришлось ждать неделю. Я не мог направиться в дикий лес до тех пор, пока полностью не вылечусь. Наконец ко мне вернулись силы и голос, и я начал готовиться к экспедиции.
Выход был назначен на 7 сентября.
За час до рассвета в Оук Лодж приехал Гарри Китон. Я услышал шум его мотоцикла за несколько минут до того, как сверкающий луч его передней фары прорезал темную дорогу. Наконец шумный мотор замолчал. В это время я сидел в дубовой клетке, скорчившись в дупле, в котором мы с Гуивеннет провели столько часов. Конечно, я думал о ней и нетерпеливо ждал Китона. Но немного рассердился на него за то, что он прервал мою меланхолию.
– Я готов, – сказал он, войдя в переднюю дверь. Весь мокрый от ночной росы, он пах кожей и бензином. Мы пошли в столовую.
– Мы уходим с первыми лучами солнца, – сказал я, – если ты можешь двигаться.
Китон хорошо подготовился и очень серьезно отнесся к предстоящему путешествию. Он надел черную кожаную одежду мотоциклиста, тяжелые сапоги и кожаный летный шлем. Его рюкзак был плотно набит. На поясе висели ножны с двумя ножами и еще кинжал с широким лезвием, что-то вроде мачете, при помощи которого мы собирались пробиваться сквозь плотный подлесок. Кастрюли и сковородки гремели, когда он подходил к столу и снимал с плеч гигантский рюкзак.
– Надо быть готовым ко всему, – сказал он.
– Ко всему? – улыбнулся я. – К воскресному жаркому? Лесному вальсу? Ты принес с собой свой стиль жизни. Он тебе не понадобится. И конечно, ты просто не сможешь унести все это на себе.
Он снял тугой шлем и почесал рыжеватые волосы. Шрам от ожога вспыхнул, глаза сверкнули, то ли от возбуждения, то ли от замешательства.
– Ты думаешь, я переборщил?
– Как твое плечо?
Он вытянул руку и попробовал махнуть ею.
– Заживает хорошо. Кость осталась цела. Еще пара дней – и будет как новое.
– Тогда ты точно переборщил. Тебе не унести этот рюкзак на одном плече.
Он слегка встревожился.
– А вот это? – И он снял со спины винтовку «Ли-Энфилд». Очень тяжелая – я хорошо знал это по собственному опыту, – она пахла маслом там, где он вычистил и смазал ее. Из кожаного пальто он достал коробки с патронами, из кармана на груди – пистолет, а из кармана на молнии легинсов – патроны к пистолету. Наконец он закончил выкладывать оружие и стал наполовину стройнее; вообще за последние несколько дней он здорово исхудал.
– Они могли бы пригодиться, – сказал он.
Он не ошибался, но я только покачал головой. Иначе одному из нас пришлось бы нести их, а дорога через густой дикий лес была и так достаточно трудна, без дополнительной тяжести. Да, плечо Китона могло выздороветь достаточно быстро, но только если не перегружать его. Мои собственные раны тоже хорошо заживали, и я чувствовал себя сильным, однако не настолько, чтобы нести на шее девятифунтовую винтовку.
И тем не менее в лесу были ружья, по меньшей мере, с фитильным замком. И я понятия не имел, нет ли там героических фигур из сравнительно недавнего прошлого, вооруженных более современным оружием.
– Возможно, револьвер, – сказал я. – Гарри… человек, которого мы собираемся найти, ведет жизнь дикаря. Он привык к копью и мечу, и я собираюсь бросить ему вызов тем же оружием.