– Может, и странно, но какая, в конце концов, разница, кто это сделал? – пожала плечами девушка. – Результат-то все равно один: деньги все у вас, а вечером они вернутся к отцу. Стало быть, расследовать больше нечего!

– Уже второй день разные люди по разным причинам пытаются убедить меня, что расследовать здесь больше нечего, – покачал головой Гуров. – Но мне все равно так не кажется. Да, у меня к вам остался еще один вопрос. Скажите, если запасные ключи делали вы – точнее, Аркадий по вашему заказу, – то кто тогда их выбросил возле крыльца?

– Кто выбросил… – задумчиво повторила вслед за ним Даша. Потом, сообразив, уверенно заявила: – Ну, я же и выбросила! Выбросила и тут же подобрала!

– А зачем?

– Как зачем? Ясное дело, хотела избавиться от улики. Вдруг еще раз обыск делать начнут, а тут ключи…

– Но разве это не глупо – самой найти вещь, которую сама же выбросила?

– И вовсе не глупо, – возразила девушка. – По крайней мере, так я была уверена, что их найдут. И сняла с себя подозрения. Разве нет?

– Вовсе нет, – покачал головой Гуров. – Теперь ответьте на такой вопрос: а откуда вы их бросали?

– Как откуда? – удивилась Даша. – Оттуда же. Вышла, оглянулась вокруг – нет ли кого рядом, и бросила.

– А потом наклонилась и подобрала, да? – скептически заметил Гуров. – И так пять раз подряд. Для тренировки. Нет, Дарья Кирилловна, то, что вы мне сейчас сказали – это чистое вранье, которое вы только что выдумали. Выдумали, потому что начисто забыли про эпизод с ключами и не нашли для него заранее правдоподобного объяснения.

– Вы что, хотите сказать, что я вообще все выдумала? И весь мой рассказ – это ложь? – спросила девушка. В ее голосе звучало негодование.

– Нет, почему же, так я не скажу. Думаю, что ваш рассказ похож на слоеный пирог: на один слой правды приходится один слой вранья. И таких слоев в нем много. И чем сильнее вы хотите убедить меня в том, чтобы я прекратил расследование, тем крепче у меня уверенность, что его надо продолжать. Значит, сделаем так. Вы сейчас идете в свою комнату и покидаете ее как можно меньше. Только на время обеда и ужина. Считайте себя под домашним арестом. Впрочем, долго он не продлится. Я уверен, что к ужину я все выясню и отделю в этом деле правду от лжи. Деньги, которые вы сдали, я забираю. Только сейчас расписочку напишу, что вы их сдали, а я принял, и мы оба распишемся.

– А это еще зачем? – с недовольным видом спросила Даша.

– Чтобы потом никаких недоразумений не было, – ответил Гуров. – И новых слоев этого самого «пирога».

Он достал бумагу, написал расписку. Даша, пожав плечами, с недовольным видом расписалась, после чего поднялась к себе в комнату. Гуров посидел еще немного, размышляя, потом взял со стола Дашину расписку вместе с пачками денег и тоже поднялся к себе.

У себя в комнате он обнаружил полковника Крячко, который курил, развалившись в кресле.

– Ну, что, допрос закончен? – спросил Стас. – Обвиняемая сделала чистосердечное признание?

– Да уж, чистосердечное! – покачал головой Гуров. – Вывалила на меня целый мешок вранья.

– Что, неужели все вранье?

– Нет, оно тщательно перемешано с правдой, и это еще хуже, потому что надо ломать себе голову, отделяя одно от другого. А больше всего она старалась меня убедить, что расследовать больше нечего, деньги ведь нашлись и дело надо закрывать. Вот, полюбуйся. – Гуров кинул на стол две пачки долларов, возвращенные Дашей, и добавил: – Эти деньги она вчера вынула из чемодана, говорит, что взяла их на дорогу. Хотела улететь в Москву, а потом в Париж. Но потом, уже когда сбежала, передумала, или охранник ее переубедил. В общем, решила вернуться.

– Подожди, – с недоумением посмотрел на него Крячко. – Если она вчера взяла деньги из чемодана, то куда потом делся сам чемодан?

– Меня этот вопрос тоже очень интересует, – признался Гуров. – А ее – нет. Говорит, что это совершенно неважно. Важно только одно – что деньги все на месте и их можно вернуть законному владельцу.

– А акции?

– Акции, она уверена, тоже найдутся. Обещает решить этот вопрос до конца дня. В общем, «давайте, дяденька сыщик, закрывайте ваше дело и уезжайте отсюда поскорее». Вот ее главная песня.

– Но в краже-то она хоть призналась? – спросил Крячко.

– В краже призналась, – подтвердил Гуров. – Рассказала, как узнала код – и это, кажется, правда. Как изготовила поддельные ключи – а вот тут явная ложь. Она заявила, что ее друг Аркадий сделал их в Кременце, а мы-то с тобой знаем, что это не так. Как дождалась, пока отец заснет после свидания с Настей, и вынула деньги. В общем, ее признание у меня имеется – вот, здесь все записано. – И он достал из кармана маленький диктофон.

– А, ты предусмотрительно сделал запись! – воскликнул Крячко.

– А ты как думал? Конечно, сделал. Когда имеешь дело с такой честной и искренней девушкой, как Даша Разумовская, каждое слово надо протоколировать.

– Ну, настоящего протокола допроса у тебя нет… – заметил Стас.

– Да, протокола нет, – согласился Гуров, – и я не уверен, что он когда-нибудь появится. Возможно, Даша окажется права, и ее отец уже сегодня заберет свое заявление и постарается замять дело. Но в любом случае я хочу выяснить одну вещь… Имеет ли какое-то отношение к случившемуся здесь, в усадьбе, Марина Николаевна Сотникова.

– Да, ты говорил, – согласился Крячко, – это первая жена Разумовского. Но при чем здесь она?

– А вот сейчас узнаем, – ответил Гуров.

Он включил компьютер и сел перед экраном. Ожидая, пока система заработает, стал объяснять другу:

– Я хотел узнать, где сейчас находится Марина Сотникова, что делает. Дело в том, что и Даша, и Денис – ее дети. И, как видно, Марина Сотникова – человек, пользовавшийся в этом доме большим влиянием. Я обратил внимание, что слуги, которые давно работают на Разумовского, отзываются о ней с уважением. По крайней мере, экономка Наталья Кривулина так отзывалась. Ага, вот и почта заработала. Сейчас посмотрим, не пришло ли нам письмо… – Лев открыл ящик и удовлетворенно сообщил: – Ага, вот и письмо. Сейчас прочитаем…

Крячко подошел к нему и склонился над экраном. Вместе они прочитали следующее сообщение, пришедшее из министерства:

«На ваш запрос от 18 июля сообщаем, что Сотникова Марина Николаевна, 1960 года рождения, до последнего времени проживала в Москве, работала в одной из фирм по торговле недвижимостью. Однако в течение последних восьми месяцев не работала в связи с тяжелым онкологическим заболеванием. Установлено, что Сотникова страдает раком поджелудочной железы. Проходила лечение в ряде московских больниц, однако химиотерапия не дала положительных результатов. Ей рекомендована операция, но в нашей стране подобные операции не производятся. Операции такого типа делаются в США, Сингапуре и Израиле. Стоимость операции – от 80 до 120 тысяч долларов, в зависимости от тяжести заболевания. Сведений о дальнейшем лечении Марины Сотниковой не имеется».