Филимон ушел на кухню, краем уха прислушиваясь к разговору Маргариты Львовны с ветеринаром.

– Как не приедете? Я вам за что деньги плачу? У вас совесть есть?… Это же первый мужчина в ее жизни… А вдруг все пойдет не так?… Это же травма на всю жизнь… Нет вы не доктор, вы мясник!.. Я отказываюсь пользоваться вашими услугами.

Маргарита Львовна швырнула трубку о злостью, так что чуть не расколола аппарат.

– Дрянь, говнюк, урод, придурок, – беснуясь вопила Маргарита Львовна.

Кто бы мог подумать, что у дамочки такой обширный ругательный лексикон. Хотя при такой-то внешности…

– Фаина, Фаина, принеси мне что-нибудь успокоительного, – заорала Маргарита Львовна через всю квартиру.

Филимон открыл холодильник и поискал глазами что-нибудь лекарственное. Ага, валериановые капли. Подойдет. Интересно сколько капель. На такую тушку как мадам Козлодоевская можно и тридцать. Филимон накапал тридцать капель, разбавил водой и понес гостиную. Мадам возлежала на софе, закатив глаза и постанывая.

– Вот, – сказал Филимон протягивая стопочку.

Маргарита Львовна потянулась с закрытыми глазами и отхлебнула глоток. Лицо ее искривила гримаса отвращения:

– Что ты мне налила, дура? – завопила она вскакивая со своего ложа.

– Как что? – удивился Филимон, – Вы просили успокоительного, это валерианка.

– Этой гадостью только кошек поют, а мне принеси коньяку, – приказал мадам.

Коньяку, так коньяку. Филимон вернулся через пару минут, стараясь не расплескать густую, янтарную жидкость. В одной руке он нес рюмку, в другой блюдце с ломтиками лимона.

– Вот, – произнес он, ставя все это на журнальный столик, – Пожалуйста.

Мадам Козлодоевская мелкими глотками, смакуя выпила «успокоительного», снова закатила глаза и упала на софу.

– Ну что ты стоишь, – капризным голосом проговорила она. – Не видишь, что мне плохо. Сейчас же принеси холодный компресс на голову и включи обогреватель, мне холодно.

Филимон принес компресс, и выключил тепло.

– Ну я это, пойду, пожалуй, произнес он. – У меня еще колбаса не нарезана.

– Который час? – шепотом умирающей, произнесла хозяйка.

– Без пятнадцати двенадцать, – ответил Филимон.

– Убийца, – вдруг заорала Маргарита Львовна, – В гроб меня загнать хочешь. Почему ты еще не готова, сейчас люди придут. Чем мне их кормить прикажешь?

Филимон опешил от такой наглости, сама всю эту канитель устроила, а он виноват. Однако, благоразумие взяло верх, над желание врезать по лощеной физиономии хозяйки. Во-первых, женщин бить некрасиво. А во-вторых, бить хозяек, горничным не положено. Ну ничего, недолго осталось. Филимон молча удалился на кухню.

Хозяин кобеля пунктуальностью не отличался, звонок в дверь раздался только в половине первого. Поскольку открывание дверей входило в должностные обязанности горничной, Филимон пошел открывать дверь. Взглянув в глазок он увидел собаку и здоровенного парня в кожаной куртке. Наверное, хозяин, – подумал Филимон, впуская посетителей в квартиру.

Где-то за спиной раздавалась шарканье Маргариты Львовны.

– Здравствуйте, здравствуйте – любезно поздоровалась мадам Козлодоевская? Вы – Георгий Михеевич, – с очаровательной улыбкой, протягивая руку для поцелуя, спросила Маргарита Львовна.

– Здрасьте, – ответил парень в кожанке. Нет, Михе… Ой, Георгий Михеевич, прийти не смог. Вместо него его знакомая, сейчас она поднимется…

Маргарита Львовна едва сдержала разочарованную улыбку. Жаль, с молодым человеком всегда приятней иметь дела, чем с женщиной. Тут под руку Маргарите Львовне попалась горничная, которая, как показалось Козлодоевской, нахально пялилась на молодого человека. Маргарита Львовна дала выход своему раздражению:

– Марш, на кухню, чтоб через минут стол накрыт был, – рявкнула она, выстреливая в горничную тяжелым злобным взглядом.

Филимон юркнул на кухню. Пока он укладывал на огромный поднос тарелки с закуской, пока накрывал в гостиной столик, хозяйка кобеля, шофер и Маргарита Львовна заперлись в комнате Теодоры.

Судя по звукам борьбы, крикам шофера и Маргариты Львовны, дела не складывались.

– Держи, держи, его! Подтаскивай, подтаскивай! Уй, он меня чуть не цапнул… Вот гад. Да вы свою держите,… голову, голову. Да не стойте же вы как статуя, помогите…

Вскоре все утихло, то ли дело сладилось, то ли хозяева собак устали.

Филимон решил скрыться в своей комнате, мало ли что. Может быть случка хозяйских собак, то же входит в обязанности горничной. Однако отдых длился недолго, не успел Филимон прилечь и расслабиться, как раздался голос Маргариты Львовны:

– Фаина, Фаина, иди сюда, живо!

Филя вздохнул и поплелся в комнату. Спиной к нему в кресле седела женщина, чья спина смутно кого-то напомнила Филимону. В кресле напротив сидела мадам хозяйка, а на пуфике восседал шофер.

– Фаина, принеси документы Теочкины и медали, они в кабинете у Антона Гериховича. Там в папке под журналами «Будни механизатора».

– «Будни механизатора»? – спросила вдруг до селе молчавшая незнакомка – Как интересно. Ваш муж коллекционирует этот журнал?

– Да? – произнесла Маргарита Львовна, удивленно взглянув на гостью.

– Дело в том, что я сама коллекционирую эти журналы, можно взглянуть на коллекцию вашего мужа поближе? – спросила она.

Филимон замер, остолбенел, окаменел… Голос. Этот Голос… Теперь понятно, почему спина показалась знакомой… Голос принадлежал Нине Михайловне Мерзеевой, теще-мучительнице, выгнавшей его из дома… Первым желанием было скрыться, провалиться сквозь землю, стать невидимым. Если она его сейчас узнает, раскроется обман. Вызовут милицию, обнаружат пропажу марок. Все. Это тюрьма, каторга, ссылка, Сибирь, двадцать лет с конфискацией имущества, колония строго режима…

«Стоп» – мысленно приказал он себе. – Я никакой не Филя Лоховский. Я – Фил. У меня все получиться, она меня не узнает. Спокойствие, главное, спокойствие.

Маргарита Львовна улыбнулась и решила проводить гостью в кабинет мужа самолично. Филимон шел впереди них, стараясь все время держаться к Мерзеевой спиной, молясь всем известным ему богам, чтобы теща не признала его.

По дороге дамы болтали о своем о девичьем, обсуждая последние новинки в мире шоу-бизнеса. Кто с кем спит, кто от кого ушел, кто сменил ориентацию. Филимон открыл дверь кабинета, включил свет.

– Кофе нам сюда принеси, – повелительным тоном произнесла Маргарита Львовна. Вам с сахаром или без, со сливками? – поинтересовалась она у гостьи?

У Филимона чуть было не вырвалось: «Знаю, знаю, ей три ложки…», но вовремя спохватился. Откуда горничная Фаина знает сколько ложек сахар в кофе любит гостья?

– Мне три ложки, – вежливо произнесла Мерзеева.