Уваров тоже нахмурился вставая. Как бы он ни относился ко мне, к Голицыну он питал самые тёплые чувства и беспокоился не меньше моего. Граф тем временем взял мои руки в свои ладони, сдержанно произнёс:

– Присаживайтесь, Вера Павловна и Вы, Николай Иванович. Я с дурными вестями.

На негнущихся ногах я прошла обратно к креслу, присаживаясь на самый его краешек. Николай так и остался стоять, вцепившись пальцами в спинку.

– Видите ли, сегодня меня срочно вызвали во дворец. – Голицын замер перед нами, явно подыскивая нужные слова. – На должность посла в Японию назначили другого человека.

Хорошо, что я сидела. Разношёрстные чувства во мне имели эффект разорвавшейся бомбы. Неверие, облегчение, испуг. Всё смешалось в комок чувств, который пытался выпрыгнуть из груди.

– Вы… Мы… – Слова путались, эмоции переполняли меня. Сергей будет в безопасности, никакого смертоносного путешествия вокруг Земли. А главное – мой промах! Уварову не о чем будет ходатайствовать, так как ничего не произойдёт. История не поменяется.

– Он объяснил своё решение? – Подал голос за меня Николай.

– Нет, да и не обязан был этого делать. – Развёл руками Сергей. – Впрочем, я догадываюсь, что, а точнее, кто на него мог повлиять. – Уваров хотел сказать что-то ещё, но Голицын прервал его коротким жестом. – Погодите, Николай, это не все новости.

Я улыбнулась краешком губ, откидываясь в кресле под строгим взглядом «брата». «Плохие» новости Голицына оказались не просто хорошими, а отличными! Не думаю, что меня вообще после такого может хоть что-то напугать. Я чувствовала, как по моему телу приятно растекается тепло расслабления.

– По требованию императора… Точнее, императрицы, мы… – Голицын запнулся, но быстро взял себя в руки. – Я и Вера Павловна должны немедленно уехать из Петербурга.

В воцарившейся тишине было слышно, как громко тикают напольные часы. Минутная стрелка лениво ползла к цифре десять. Мне казалось, что мягчайшее кресло превращается в средневековое орудие пыток, утыканное шипами.

– Николай Иванович, на Вас воля императора не распространяется. Я знаю, как важны Ваши исследования и как тяжело будет перевозить лабораторию, так что если вы захотите остаться, никто не будет вам препятствовать. – Обращался Голицын к Уварову, но смотрел только на меня.

– Если я не поставлю Вас в неловкое положение… – Неуверенно ответил Николай, пряча взгляд. Понятное дело, играть роль моего брата – это одно, но брать на себя ответственность за непутёвую и безответственную девку, ехать за ней бог знает куда, - совсем другое.

– Вера Павловна… – Голицын сделал шаг ко мне. Его тревога была понятна, я не проронила ещё ни слова, а от ужаса происходящего не могла даже пошевелиться. – Я напишу в Москву, прошу, едемте со мной.

По сути, у меня не было выбора, кроме как ехать с графом. Но Сергей, благородная душа, всё равно не ставил меня перед фактом, а просил.

– Я не могу. – Выдохнула я. Наткнулась взором на удивлённый взгляд Уварова. Ну неужели он не понимает?! Если прибудет помощь из будущего, то прибудет она в Петербург. Мне нельзя терять ни минуты, чтобы вернуться домой. Как я могу уехать?

– Вера Павловна… – Это уже был граф.

– Я не могу. – Повторила я вскакивая. В груди собрался неприятный, удушливый комок. Он протягивал свои тревожные щупальца во все стороны, заставляя кончики пальцев неметь, воздуху с трудом проходить в лёгкие, а в носу щипать от собиравшихся слёз.

Пробормотав что-то неразборчивое, я выбежала из комнаты, чувствуя, как маска хорошей девочки Веры Оболенской трескается и осыпается, вместе с моими слезами.

Но далеко уйти я не успела, на лестнице меня поймал Уваров. Схватил за руку, притягивая к себе обратно.

– Не глупи, езжай в Москву. – Энергично зашептал Николай, склоняясь ближе ко мне.

– Да как ты не понимаешь, я должна быть здесь, когда за нами вернуться. – Зашептала я в ответ, не пытаясь вырваться.

– Зачем? – Впервые я заметила, что глаза у Уварова колючие и злые. – Тебя всё равно не оставят, за тобой приедут в Москву или приедешь сама…

– Я понимаю твоё желание утопить меня ещё сильней. – Я дёрнула руку, вырываясь из хватки «брата». – Но я и так натворила тут достаточно дел, представляешь, что меня ждёт, если меня ещё и в Петербурге не окажется? – Я замолчала, не в силах с ходу произнести звучное и страшное слово. Попробовала его на языке и лишь, потом озвучила. – Трибунал.

Неявка к капсуле в нужное время расценивается как дезертирство. Таких за историю путешествий во времени было немало. За редким исключением всех их находили, возвращали домой и приговаривали к самым немилосердным наказаниям. И если в истории с Японией теперь я могла надеяться на счастливый исход, то тут уж было без вариантов. И причина «потому что так император приказал» не была для моих судей убедительной.

– Разве ты не любишь Голицына? – Не унимался Николай.

– Какое это имеет значение? – Ей-богу, так хотелось его толкнуть с этой лестницы. Казалось, что Уваров специально ищет места, где можно ударить побольней. Парень молчал, только сверлил меня своим неприятным взглядом. Я развернулась и быстро взбежала по лестнице, не желая продолжать этот бессмысленный разговор.

Не знаю, чего хотел добиться Николай, но после его разговора плакать я резко передумала. Злость, вперемешку с досадой отплясывали в моей душе неприятную кадриль. Самое время было обижаться на весь мир и его несправедливость. Казалось, что судьба играет злую шутку, подкидывая мне невероятную возможность быть рядом с любимым человеком, прямо как в сказке, долго и счастливо. А я не могу ею воспользоваться.

Я прикрыла глаза, представляя, как разгуливаю под руку с Сергеем по его французскому парку, как мягкие лучи солнца пробиваются сквозь ажурный зонтик, как тёплый поцелуй делает этот воображаемый день ещё приятнее. В память о наших столичных приключениях я бы даже разбила в глубине парка свой сад камней.

И слуги будут шептаться, что новая барыня у них немного блаженная, что вместо роз возится с песком и булыжниками.

Мои хрустальные мечты, которым так и суждено было остаться мечтами, как завещал великий комбинатор, не трогать руками, были прерваны чужим появлением. После позорного побега на второй этаж я передумала идти в свои комнаты и по итогу притаилась в тёмном углу библиотеки, тихонько шмыгнув туда, пока мужчины еле