Он энергично трясет головой.

– Ничего не случилось. Я увидел ее и сразу вошел в дом.

– А потом?

– Лег в постель и уснул.

– Кто-нибудь видел, как вы вошли в дом?

– Нет… я не знаю.

– Мы опросили ваших соседей, и никто из них не припомнил, что в это время закрывалась дверь.

Он моргает.

– Я не понимаю… – начинает он. – Они, наверное, все спали. Почему они должны были слышать, как закрывается дверь?

– Я не знаю, мистер Пик. Но это большая тяжелая дверь. И когда ее закрывают, она очень громко хлопает.

Он снова моргает и качает головой.

– Не совсем, – говорит он.

– Что ж, – говорит инспектор Керри, – я полагаю, это вопрос спорный. – Она бросает взгляд на второго инспектора. – Хорошо, я думаю, у инспектора Генри тоже есть несколько вопросов. Вы хорошо себя чувствуете? Может, вам принести еще воды? Или горячий напиток? Что-нибудь поесть?

Оуэн качает головой.

– Нет, спасибо.

Инспектор Генри открывает свои записи. Он откашливается и говорит:

– Итак, ваши соседи через улицу, э-э-э… семья Форс?

Оуэн отрицательно качает головой.

– Кейт и Роан Форс.

– Нет, я не знаю, кто они такие.

– Хорошо. Эти люди живут в доме на другой стороне улицы, где, по вашим словам, в ночь четырнадцатого февраля вы видели чью-то фигуру.

Оуэн кивает.

– Верно. – Он знает, о ком они сейчас говорят. Эта семейка. Папаша в спортивных лайкровых штанах, нервная жена, самоуверенная дочь и долговязый мальчик. – Те, у которых дети?

– Да, у них есть дети, верно. Каковы, как вы считаете, ваши отношения с ними?

– У меня нет с ними никаких отношений.

– Доктор Форс говорит, что однажды, когда он вышел на пробежку, вы пристали к нему на улице. По его словам, вы были довольно пьяны и задавали ему странные вопросы.

Оуэн ерзает на стуле.

– При чем здесь это?..

– Непосредственно ничего, мистер Пик. Но опосредованно мы формируем картину.

Оуэн резко втягивает в себя воздух. До него доходит, что происходит. Эта парочка вежливых блондинистых, безликих, стандартных созданий ведет его по темной извилистой тропе к тому, чтобы он оговорил себя.

– Знаете что, – говорит он. – Думаю, если вы не собираетесь спрашивать меня о чем-либо, связанном с настоящими уликами, с доказательствами того, что я сделал что-то дурное, а просто собираетесь поговорить о вещах, которые три недели назад я мог или не мог сказать своим соседям, тогда, наверно, мне нужен адвокат. Пожалуйста.

Светловолосые близнецы переглядываются, а затем снова смотрят на него.

– Конечно, Оуэн. Безусловно. У вас есть номер, по которому я мог бы позвонить?

– Мистер Баррингтон Блэр. Барри. Если не ошибаюсь, он работает где-то в Вест-Энде. Сохо или типа того.

– Отлично, сейчас мы попросим кого-нибудь ему позвонить. А пока, может, сделаем небольшой перерыв?

Они собирают свои бумаги. Инспектор Генри разглаживает пиджак и воротник рубашки. Инспектор Керри поправляет свою сложную прическу, возвращая на место выбившуюся прядь. Интересно, задается вопросом Оуэн, это настоящие люди или какие-то жутко сложные сверхсовременные андроиды?

– Вам принесут поесть, Оуэн. Просто держите себя в руках.

И тогда Оуэн остается один. Он вытягивает ноги и скрещивает их в щиколотках. Он соскребает с манжеты своего джемпера корочку засохшей еды. Он внезапно думает, что по ту сторону зеркала сидит ряд полицейских и наблюдает за ним, и решает двигаться как можно меньше.

Мгновение спустя входит молодой полицейский в форме с парой сэндвичей и бумажным стаканом чая.

– Тунец, – говорит он. – Или хотите с курицей и салатом «Цезарь»?

– Я не голоден, – отвечает Оуэн.

– Я оставлю вам оба, – говорит полицейский. Затем ставит перед ним чай и выходит из комнаты.

– Как долго мне оставаться здесь? – кричит ему вслед Оуэн сквозь щель в двери. Молодой полицейский появляется снова.

– Понятия не имею, – бодро говорит он. – Извините.

В этой комнате смотреть не на что. Тут не на чем задержать взгляд. Оуэн смотрит на свои ногти, теребит волосы, пытается поправить свою дурацкую асимметричную челку. Трогает подсохшую ранку на лбу. Скрещивает и разводит ноги. Время перетекает в долгие, пустые мгновения, растянутые вне всякой формы странностью происходящего.

Он берет один из сэндвичей. Тунец с майонезом и огурцами. Он терпеть не может тунца и не любит огурцы, а также черный хлеб, который никогда не ест. Он даже не смотрит на другой сэндвич. Оуэн знает: тот тоже ему не понравится.

Он осторожно потягивает обжигающий чай. При мысли о том, что полиция будет обыскивать его спальню и найдет таблетки в ящике для носков, сердце вновь больно екает. Оуэн пытается придумать, что сказать о таблетках, когда их неизбежно найдут. Как он объяснит поведение Брина? Как он объяснит свое знакомство с безумным инцелом, который призывает к массовым изнасилованиям женщин?

Оуэн барабанит пальцами по столешнице и пытается контролировать дыхание. Красный шар паники стремительно летит к нему, угрожая поглотить целиком. Оуэн вновь представляет себе полицейских за стеклом. Ему нельзя психовать, нельзя. Скоро здесь будет Барри. Барри скажет ему, что делать.

Оуэн делает еще один глоток чая, слишком поспешно, чувствует, как тот обжигает ему рот. Оуэн морщится и тихонько чертыхается.

Наконец дверь снова открывается, и инспекторы возвращаются.

– Мы связались с мистером Блэром, – говорит женщина. – Он едет. Мы тем временем, пока ждем его, можем продолжить наш разговор… это поможет вам быстрее вернуться домой. Или вы можете подождать, когда он придет. Вам решать.

Он снова думает о таблетках в ящике с нижним бельем.

– Пожалуй, я подожду, – говорит Оуэн.

В тот вечер Роан возвращается с работы рано. И сразу идет в кухню. Кейт отрывает взгляд от экрана своего ноутбука и смотрит на него.

– О! – говорит она. – Ты сегодня рано.

Роан проходит мимо нее, прямо к холодильнику и, даже не сняв куртки, достает вино и наливает себе бокал. Затем поднимает бутылку и спрашивает:

– Хочешь?

Еще даже нет шести часов вечера, но Кейт кивает.

– Как прошел твой день? – спрашивает она.

– Довольно хреново, – говорит Роан, расстегивая куртку и снимая ее. – Чертовски хреново.

Кейт знает: бесполезно ожидать, что он добавит что-то еще. Обычно это означает пациента со склонностью к суициду, или какое-то насилие, или что-то ужасное, связанное с жидкостями организма. Иногда это означает стычку с коллегой или начальником. Что бы это ни было в данном случае, Кейт не спрашивает. Просто поднимает свой бокал, чтобы Роан налил ей вина, и говорит: