В палату прошёл врач Алик и взбудораженная медсестра, две старухи с котомками и уже хотели пройти корреспонденты, но Малой их грубо откинув, пропустил только полную тётку с документами в руках.

Когда врач закинул рубашонку, чтобы осмотреть место, где была рана, одна из старух, которая все это время делала вид, что не говорит на местном диалекте, неожиданно заявила врачу без капли акцента, что она тоже кое-что шарит в медицине, при этом её разговор был наполнен резких почти ругательных слов. Алику оставалось только развести руками, на его пациенте не было ран, личико порозовело, губы наполнились краской, а синие глаза детским весельем. Старухи облачили мальчика в золотой плащ с широкими рукавами, спрятали его лицо под глубоким капюшоном. Они сильно заботились о нём.

Я попала в туман, в который попадает добрая половина брачующихся. Когда не понимаешь, что происходит и не отдаёшь отчёт под чем подписываешься, а только знаешь, что так надо. И скорей бы это все кончилось. Вспышка фотоаппарата, толпа людей и даже знакомые, стали какими то далёкими. В руки всунули готовые документы, Борзой тут же их отобрал, обещав, что вернёт, когда переправит копии в Москву. Дело государственной важности, сообщить в Канаду, что Хиё женат на русской гражданке и тоже получил гражданство.

Я очень надеялась, что когда Данил увидит мою свадьбу, не сильно огорчиться.

Малой решил помочь старухам донести их сумки в рост человека, с ужасом обнаружил, что они неподъёмные, оказалось, что на дне слитки золота и алмазы, а ещё тяжёлые ковры, шкатулки и зеркала. Спросив, не желают ли старухи с таким скарбом переехать к нему, получил от одной из них пару ругательств в ответ и едкое замечание насчёт мелковатости в росте.

***

— Журавлика, — Хиё прыгал на моей кровати. С лёгкостью падала на пружинный матрас, и как птица, взлетал под потолок, и его иссини-чёрные волосы развивались. Я его уже приодела в джинсы и клетчатую рубашку, купила ещё спортивной одежды. С утра он у меня выкатан на горке. Старухи от моей материнской заботы в экстазе, сидели на кухне ничего не делали, семечки лузгали и курили трубки, пока я своим фиктивным мужем занималась. Звали их Ля и Лю. Кто из них кто, я даже разбираться не стала. Не имело никакого значения,

Хиё был мальчик — счастье, полный жизненных сил и безудержного детского веселья. В ликование своего здоровья, упивался происходящим. Требовал от меня оригами. Я прижимала трубку плечом к уху, всматривалась в планшет на подоконнике, и старательно делала из бумаги журавлика.

Малой звонил с совета магов.

Министр на республиканском уровне запретил хрустальные шары, даже сделал несколько рейдов по городам и деревням с изъятием колдовских атрибутов. Следующим шагом была активная пропаганда магических учебных заведений и строительство новых.

Первым пострадал Ося. Он исчез из города. Его родители стали паниковать. И если мама, так сказать, мало что понимала в происходящем, то отчим Марк Аркадьевич не случайно поселился в этом городе. Он присматривал за магами и за чернокнижниками в том числе.

Ося-идиот поехал на какой-то шабаш, чтобы ширнуться тёмной магией без надзора, и не вернулся. Похитили. Он исчез, как десятки других симпатичных мужчин Северной Республики.

— Мы идём в поход, — заявил мне Малой. — Ты с мужем, и двумя бабками, я и следователь.

— А Борзой не боится без охраны идти?

— Предупреждаю, — шёпот в трубке, — он неплохой маг.

— Я видала, — вздохнула и посмотрела в планшет, что-то я намудрила, пришлось бумажного журавлика разбирать и начинать всё с начала.

Я его всё-таки сделала. Отдала бумажного журавлика Хиё. Он принёс свои новые фломастеры и устроился на кухне, где две бабки готовили ужин.

— Нам придётся поехать в лес, — сказала я, погладив ребёнка по голове. — Они хотят, чтобы ты проводил нас куда-то в параллельный мир.

— Мы знали это, — неожиданно ответила одна из бабок.

— Ты говоришь по-русски? — уставилась я, на бабулю, которая раскладывала тарелки.

— Я на многих языках говорю, — вздохнула она и достала трубку с табаком. Глаза её, как у рыбы, чёрные беспроглядные. Лицо морщинистое. — Мы очень рады, что выжили. Готовы помочь.

Хиё разукрашивал журавлика в жёлтые и синие цвета. И милая птичка стала напоминать мне мужа в его обороте. И в этот момент я вспомнила, как сильно люблю Данила. И что без него уже не могу обходиться. Вот я на своей квартире, но эту ночь буду не в его объятиях. Проснусь без его поцелуев и нежных прикосновений. Тоска начала душить. Я взяла свой телефон и решила ему всё рассказать.

***

Старухи Ля и Лю курили трубки в открытую дверцу печки, где трещали смолой дрова. Предложили отличный вишнёвый табачок мне, но я отказалась. По утрам было плохо, мутило, ещё курить не хватало.

Малой что-то выискивал в ближайших окрестностях. Хиё очень быстро сдружился с деревенскими ребятами и играл с ними в снежки во дворе домика. Я просила далеко не уходить. Он слушался.

Ближе к новому году неожиданно пришла оттепель. Держалась несколько суток. Снег ещё укрывал серость и грязь, мир погрузился в искусственное, обманное предвкушение весны. Пейзаж за маленьким окном деревенского домика стал похож на черно-белую картину, написанную углём. Алюминиевое небо, черные постройки, зеркальная гладь маленького тёмного озера. Монохромная природа, прогнавшая упадок сил и дурное настроение. Скоро будет сказка, скоро новый год.

Следователь валялся в лихорадке на печке, двигаться не мог, потерял ориентацию от болезни и бредил иногда. Закутавшись в свою красную шинель, изредка подавал голос. Я подносила ему пить. Хороший отвар сделали для него старухи Ля и Лю. Мы выхаживали несчастного офицера, который всем вдруг стал доверять, но втихаря все равно ел таблетки. Из-за него мы торчали в деревне уже третий день. И это под посёлком Ума, где как раз скопище всякой нечести.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила я у Борзова, поднося к сухим губам горячий отвар из трав.

— Сегодня лучше, — он вытащил таблетку парацетамола, таблетку анальгина и запил тем, что подала ему я.

В низкую дверь влетел Малой. Обеспокоенный, красный от возбуждения. Дублёнка только на плечи накинута.

— Следы огромные обнаружил, — торопливо говорил он следователю. — В лес уходят, там даже дороги нет.

— Я в норме, — прокашлялся Борзой. — Собирайтесь.

Старухи, как по приказу вскочили на ноги, следователь тоже сел на лежанке, отшлёпал себя по щекам. Он приехал без охраны, но вид у него был боевой, он проверил свой пистолет. Собственно за этим все они и пришли сюда, увязаться за какой-нибудь нечестью и найти вход в этот странный параллельный мир.

— Я в состоянии идти, — сказал Борзый, спрыгнув на холодный пол.

Хиё натерпелось покинуть эту избушку и унылую деревню, совсем чужую для него. Одетый в пуховик, джинсы и высокие сапожки радостно побежал за нами. Мы, как верблюды, стройной вереницей спешила по утоптанной тропе прямо в лес.