–Ты, когда свои сонные ноги упакуешь, подключайся,– проворчал я, таща мертвеца за ноги к болоту, которое раскинулось неподалеку,– фиолетовое, как местная трава, и жадное до мертвого мяса, как изголодавшаяся аномалия.– Я уже сейчас третьего топить буду, а ты все тут некрошопингом занимаешься.

–Надеюсь, когда топишь, брюхо вскрываешь, чтоб они потом не всплывали?

–Ни к чему эти неаппетитные манипуляции,– отозвался я.– Болото жрет боргов как семечки, только дым стоит. В буквальном смысле. Фиолетовый, над поверхностью.

–Ясно,– сказал Иван, закончив с переобуванием.– Тогда и я своего пойду определю туда же. Чувствую, сегодня то болото обожрется и отравится – вреднее боргов только вольные.

Пока мы корячились с трупами, Шахх отдыхал – от пережитого его только что вытошнило кровью, которую он высосал из раненого, превратив его в мумию. Сейчас ктулху сидел, привалившись спиной к стволу дерева, бледный и несчастный. Когда мы, закончив работу, развалились рядом на чахлой серой травке, Шахх сказал виновато:

–Мужики, вы это… извините, что не помог. Что-то хреново мне. Лапы трясутся, и голова кружится.

–Борг несвежий попался,– с видом знатока сказал Иван.– Гнилой внутри. У красно-черных это часто случается, что в вашем мире, что в моем. В следующий раз, прежде чем борга выдувать как поллитру пива, сначала попробуй, посмакуй, как старое вино, и только тогда употребляй.

–Вот, блин, воспитал тролля на свою голову,– грустно произнес Шахх.– Учит ктулху, как правильно кровь пить.

–Так тебя не учить, никакой гранаты не понадобится – помрешь в Зоне как последняя «отмычка» ни за хвост собачий,– продолжал глумиться Иван, явно вошедший во вкус.

–Если только ты не помрешь раньше,– мстительно прищурился Шахх.– Ты хоть и постарел с виду, но, надеюсь, еще не протух. Будешь много трендеть, попробую твою кровь на вкус. И если не слишком вонючая, то рискну еще раз пообедать.

–Ну вот, начались угрозы с позиции силы,– слегка поумерил пыл мой двойник.– Явный признак недостатка аргументов.

–Ладно вам,– сказал я.– Не надоело гавкаться?

И, кивнув на кузницу, поинтересовался:

–Шахх, лучше скажи, у них там это надолго, с ножами нашими?

–Не знаю,– покачал головой мутант.– Работа сложная и тонкая, как я понимаю,– у вас же надо сущности убитых в клинках сохранить, а это всегда непросто. К тому же я слышал, Шаман сказал, что в твоем ноже еще один клинок живет, и про это вообще не понял. Это как?

–Меч моего погибшего друга стал частью моего ножа,– сказал я.– Это сложно, сам не до конца понимаю, как такое могло произойти.

–Тогда точно надолго,– махнул лапой Шахх.– Хотя… Глянь на кузницу, видишь чего?

Я посмотрел.

Вроде ничего необычного, только здание кузницы сейчас казалось немного размытым и слегка дрожащим, словно пустынный мираж. И звон ударов металла о металл, до этого хорошо слышный сквозь бревенчатые стены, сейчас казался далеким, будто не в пятидесяти метрах от нас стояла кузня, а как минимум в километре.

–Они время ускорили, хотят заказ сделать побыстрее,– сказал Шахх.– Эти могут. Расплавят пару-тройку артефактов, постучат молотками по расплаву – вот время и побежало раз в десять быстрее обычного. Хороший кузнец всегда немного волшебник, умеющий создать настоящее чудо.

–Ты и про волшебников знаешь?– удивился я.

–В детстве много читал,– хмыкнул Шахх.

–Не понял,– удивился Иван.– Откуда в Зоне книги, особенно у мутантов?

–А вы так и не догнали,– вздохнул ктулху.– Те из нас, кто умеет думать и говорить как вы, раньше были людьми. Пока…

–Что пока?– переспросил я.

–Неважно,– проговорил мутант. И, внимательно посмотрев на меня, добавил:– Всему свое время. Думаю, скоро ты узнаешь ответ на свой вопрос.

–Блин, все прям такие загадочные и непостижимые, куда деваться,– проворчал я, устраиваясь поудобнее на траве.– Вы там толкните меня, когда братья с ножами закончат, а я пока покемарю немного – рубит прям не по-детски.

Я и правда устал. Смертельно устал. Настолько, что даже про голод забыл. Накатило. В таком состоянии бойцы на войне в окопах спят во время артобстрелов. Закутался с головой в плащ-палатку, если есть, а если нет, то просто морду и шею прикрыл, чтоб за шиворот земля не сыпалась с бруствера,– и давай сны про мирную жизнь смотреть. Было со мной разок такое во время Второй мировой[6], вполне реальная ситуация. Примерно такая, как сейчас.

В общем, как только я глаза закрыл, так мне сразу сон сниться начал. Причем я прекрасно осознавал, что это сон, игрушка утомленного мозга, который, вместо того чтобы нормально отдыхать, развлекает себя киношками, которые сам же и выдумывает.

Снилось мне, что я бегу по лесу, ловко огибая деревья. Быстро бегу, в реальности так по лесу не поносишься – или об корень споткнешься, или веткой глаз выколешь. Да и чисто сил не хватит нареза́ть по пересеченной местности со скоростью пришпоренной лошади.

Но я бежал свободно, потому что в ногах силищи было немерено и в руках – не меньше. Опасные ветви плотоядных деревьев, что тянули ко мне свои конечности с шипами-кровопийцами, я просто ломал одним ударом – или подныривал под них прежде, чем они успевали хлестануть меня по лицу. Что скрывать: это был отличный сон! Я упивался собственной силой, по меркам дикой природы недоступной довольно хилому человеческому телу,– но дело было не только в силе!

Я чувствовал лес – так, наверно, хороший дирижер ощущает свой оркестр. Я слышал малейшие звуки: как живые корни деревьев шевелятся под землей, как псевдокроты возятся меж этих корней, как где-то примерно в километре отсюда квазимясо точит об камень свои костяные конечности-мечи. Мой нос ловил запахи, недоступные прежде: сладковатую вонь старого кабана, неделю назад сдохшего в кустах от смертельной раны, запах прелой листвы, в которой вчера дрых бюргер, закопавшись в нее по самую макушку… а также ни с чем не сравнимый аромат добычи, по следу которой я бежал.

Еще недавно мои глаза не разглядели бы этот след, оставленный на толстом одеяле опавшей листвы. Но не сейчас. Теперь я отчетливо видел эти вмятины, вдавленные в грязно-желтый покров осени,– и не только видел. Глядя на них, я понимал, что добыча очень устала и скоро остановится, чтобы отдохнуть. Она прошла здесь пару часов назад, нас разделяло более пяти километров, но слабый ветер, путающийся в ветвях деревьев, дул в мою сторону, и потому сейчас я знал о добыче больше, чем, возможно, она сама знала о себе.

Лес был моим домом, моим оркестром, который я мог использовать так, как мне нужно. Захочу дом – и лес подскажет, в какой пещере из корней или уютной яме мне лучше укрыться. Пожелаю развлечься – и ветер принесет мне запах юной самочки. А уж с пропитанием вообще никаких проблем: мои чувствительные рецепторы всегда предоставят мне богатый выбор пищи, не хуже, чем у людей в супермаркете. И пусть эта пища при виде меня бежит так, как никогда в жизни не бегала,– это бесполезно, так как в этом лесу я самый быстрый и убежать от меня просто нереально…