— Чилим, ты зачем встал?! Стефания не велела тебе даже шевелиться! Дай я тебе помогу!

— Сам. Не красна девица. Сам до стола дойду. Вели принести пива и мяса! — огрызнулся Януш.

Подскочивший к ним Витас, невзирая на сопротивление Януша, помог ему добраться до стола, да еще и кресло хозяйское приволок. Чтобы Януш не свалился со скамьи.

— Садись, словно князь. Как ты, Стефания к тебе даже нас близко не подпускает. Все говорит, что ты спишь. Как ты сам-то? Раз до стола дополз, значит, жить будешь.

— Буду. Голова только кружится. А так ничего. О, да вы, я смотрю, уже который кувшин допиваете! Налей-ка и мне, брате, старого ола!

— Ты как выбрался? — поинтересовался Чесь, наливая в кружку Януша пенистое духмяное пиво.

— Тюремщица моя уснула. Вот я и сбежал.

Недолго удалось в этот день Янушу посидеть с побратимами. Вскоре на лестнице появилась Стефания, и Януша провели в его комнатенку. Настрого запретив ему вставать, она оставила челядинку и ушла отдыхать. Но с того дня Януш начал быстро выздоравливать. Стефания по-прежнему проводила почти все время рядом с ним. Они подолгу разговаривали, сидя в его полутемной комнатке. Но думала она совершенно об ином. В ее памяти всплывали картины ночного боя, когда Януш с саблей в руке защищал ее. Как затем, израненный, метался в бреду на ее руках. Она вспоминала его сильное тело со следами старых шрамов. И непонятно почему ей безумно хотелось прикоснуться к этим шрамам губами, попробовать на вкус его твердые губы. Ощутить прикосновение его сильных рук на своей груди, отчего они сразу же наливались и томительно болели в ожидании его ласк. Стефания понимала, что грешна в мыслях своих, но изгнать их не было сил. Всем сердцем своим, всей душой, всем телом она желала принадлежать ему одному.

Как-то вечером они сидели как обычно и мирно беседовали. Януш рассказывал Стефании о Царьграде, где в свое время служил. Живописал ей восточные базары, нравы жителей, красоту дворцов. Как уж случилось, что ее рука совершенно случайно оказалась в его руке. Не удержавшись, Януш поднес ее к губам и нежно, словно лепестки цветка, начал целовать тонкие пальцы Стефании. Чуть слышный стон сорвался с ее уст. Забыв обо всем, о предстоящей свадьбе, об обязательствах, о том, что обязана оставаться непорочной до замужества, Стефания прижала к груди голову Януша и, трепеща от волнения, только и смогла прошептать:

— Возьми меня!

— Нельзя, княжна! Мы не можем сделать этого! — едва слышно ответил Януш.

Но Стефания уже ласкала его грудь и плечи, и от этих ласк кровь закипела в жилах, и свет померк, и наступила та самая волшебная в их жизни ночь, ради которой, наверное, и стоило жить.

Еще неделю они провели на постоялом дворе, пока Януш не окреп достаточно, чтобы не только держаться в седле, но и владеть саблей. И каждую ночь они яростно любили друг друга, понимая, что расплата неминуема. Пришло время трогаться в путь. Кони оседланы, повозки со скарбом уже стоят наготове. Лишь Стефания с Янушем еще не спустились вниз.

— Нам нужно бежать, любовь моя! Прямо сейчас! Бросить все и бежать! Бросим обоз, оставим твою челядь и на полдень, в Киев, в Царьград! Будь что будет!

— Нет, Януш, мы не можем убежать сейчас. Пойми, челядь без нас беззащитна, у меня ведь одни девки, как они доберутся назад? Об этом ты подумал?

— Да зачем им обратно? Пусть живут здесь.

— Так нельзя. Я увезла их от родных, и я отвечаю за них. Они ведь принесли мне присягу, а я приняла ее. Мы бежим с тобой, но позже. Приедем на место, хорошо подготовимся и бежим.

— Стефания, это весьма неразумно. От Дулебского бежать не просто. Нам придется скрывать свою любовь. И чем дольше это будет продолжаться, тем больше вероятность, что нас раскроют. Тогда не миновать судилища ни мне, ни тебе.

— Януш, любимый, я не вправе поступить иначе. Придется тебе смириться.

— Что ж, пусть будет по-твоему, любовь моя. Пойдем, пора в дорогу.

Снова потянулись леса и холмы. Дорога петляла между ними, словно выискивая пологие участки. Огромные сосны подступали к самой колее. Стефания слушала поскрипывание колес, щебет птиц и думала о том, как сложится ее судьба. Любить Януша оказалось намного проще, чем принять то, что больше она не сможет жить своей прежней жизнью. Поддавшись страсти, порыву, она обрекла себя на изгнание. Ну и пусть, зато рядом с любимым. Вот только уже никогда не будет она владелицей огромного майората. Не будет у нее многочисленной челяди. Ей придется самой верно служить своему мужу и господину. Что ж, она готова! Она сама приняла решение, и никто не заставит его переменить, да это и невозможно. Где-то в далекой стране они будут жить в любви, и именно это и есть самое важное для нее и ее любимого. Пусть она больше никогда не увидит этих сосен, не сможет искупаться в лесном озере, не услышит пения этих птиц. Зато они навсегда останутся вместе.

День тянулся за днем, нескончаемая дорога разматывала бесконечные версты. Каждую ночь Януш хоть ненадолго, но приходил к Стефании. Они уже не обращали внимания на то, как на них смотрела челядь. У них была только их любовь. По мере приближения к землям Дулебского Януш все чаще хмурился, лицо его становилось напряженным и суровым. Однажды на привале к нему подошел Витас.

— Есть разговор, Чилим, — сказал он, подсаживаясь к костру рядом с Янушем.

— Говори! — ответил тот, уже догадываясь, о чем пойдет речь.

— Я знаю, что лезу не в свои дела, но ты сам понимаешь, что вам со Стефанией несдобровать, когда все откроется.

— Понимаю.

— Тогда почему бы вам не бежать?

— Мы убежим, только позже.

— Почему позже? Прямо сейчас, захватите обоз — и вперед. Вас не хватятся еще дней десять, а за десять дней вы уже будете так далеко, что ни одна погоня вас не достанет.

— Я обещал Стефании, что доведу ей челядь до Дулебы.

— Здесь осталось всего ничего. Еще три, от силы четыре дня пути — и мы на месте. Почему бы вам не сделать так, как я говорю, прямо с самого утра с обозом сворачиваете на Днепр, а там, на челнах, вниз до самого Киева? Еще не поздно. А челядь доберется сама. Я говорил с Чесем, он тоже готов идти с вами. В землях Дулебского тихо, на одной повозке девки доберутся сами, а мы тем временем уже будем на Днепре. Решайся.

— Я поговорю со Стефанией.

— Сам решай, не дело впутывать в мужские дела женщин.

— Она не женщина, а моя жена. Ее это касается впрямую.

— Уже жена? Быстро!

— Уж это не твое дело. Я сам назвал ее женой и не отступлюсь от своих слов. А если не нравится, можешь познакомиться с моей саблей.

— Дурень ты, брате! Не думал, что ты сможешь обнажить оружие против побратима.

— А ты сам не нарывайся.

— Я и не нарываюсь, но ты решай скорее, завтра вечером будет уже поздно, а послезавтра вообще невозможно. Думай! Пойду сменю Чеся.