Он возражал против женского имени и считал женские местоимения «уничижительными», настаивая на «праве быть на равных» с мужчинами. Требования Смита, чтобы о нем говорили «он», необычные для того времени, уважали многие женщины на The Well и некоторые мужчины. Однако большинство последних находили все это нелепым. Вот что писал один из них: «Если верить Марку, вам придется, общаясь со мной, использовать имя и местоимение, которые я выбрал. Обращайтесь ко мне с этих пор „ВЕЛИКИЙ ПУБА, ПОВЕЛИТЕЛЬ ВСЕГО, ЧТО ОН ВИДИТ, ИЛИ ВСЕЙ ВСЕЛЕННОЙ, В ЗАВИСИМОСТИ ОТ ТОГО, ЧТО БОЛЬШЕ“».

Совсем скоро организм The Well начал отторгать Смита. Один из бывших участников вспоминает: «Чем четче The Well самоопределялся как сообщество, чем более осознанным становился, чем лучше его участники понимали, что есть другие, те, кто не принадлежит к их группе, тем большую враждебность в их отношении они ощущали». Когда увещевания не помогли, Смита начали притеснять и оскорблять. «Ты больной, тебя надо на всю жизнь закрыть в психушку. Угомонись уже, пойди спрыгни с Голден Гейт»[40],. Некоторые пытались внедрить специальный код, чтобы отфильтровывать посты Смита (не сработало). На Смита жаловались администраторам, требуя, чтобы его забанили. Но тогдашний руководитель сайта Даг Макклёр отказался это делать: «То, что он неприятный тип со странными идеями, не означает, что его можно не пускать в игру». Однако вскоре Макклёр ушел. В октябре 1986 года новый менеджер сообщил Смиту, что действие его учетной записи приостановлено на неопределенный срок. Затем, если верить Смиту, исчезли сотни тысяч его комментариев.

Все это прозвучит знакомо для тех, кто не первый день в интернете. Однако это происходило еще в 1980-х, в первые полтора года жизни социальных сетей: жажда статуса, сплачивание в группы, троллинг и баны. Даже местоимения уже были предметом спора. Один из тех, кто поддерживал Смита, член The Well с момента открытия, описывал его недругов как «озверевшую толпу». «Когда я видел, – писал он, – как мои виртуальные друзья варят виртуальный деготь и собирают виртуальные перья, мне становилось стыдно за их узколобость». Из эссе без даты, в котором Смит описал свой опыт, видно, что он был, кажется, больше всего расстроен потерей своих постов. «Если администрация The Well была не согласна с моими мнениями, они могли бы выразить свое несогласие, а не заниматься цензурой».

Почему все это случилось? Когда Смит транслировал идеи, в которые не верили остальные, почему им было просто не пройти мимо? А когда он троллил их, почему они не могли это пропустить мимо ушей? А потом, когда Смита забанили, зачем понадобилось уничтожать написанное им? Почему не проигнорировать? Просто забыть об этом. Почему нет? Ведь, казалось бы, что может быть проще, чем игнор: от вас буквально не требуется ничего делать, это опция по умолчанию. И все же в таких ситуациях мы практически никогда не игнорируем. Потому что на самом деле это требует усилий. Когда мы встречаем людей, чьи убеждения противоречат нашим, мы можем испытать острое ощущение дискомфорта. Оно поглощает – в нас бурлит ненависть, и мы переходим в режим доминирования. Наши убеждения могут даже вовлечь нас в войну.

Такое поведение бывает трудно понять. Почему мы так остро воспринимаем неправоту постороннего человека? Это же бессмысленно. Особенно когда (на самом деле очень часто) мы приходим в ярость по поводу неких явлений, которые фактически никак не влияют на нашу жизнь или на жизнь знакомых нам людей. Из всех способов использовать свою энергию злость на происходящее в интернете представляется более чем бессмысленной. Тогда почему у нас сформировался этот рефлекс? Это можно понять, только если скорректировать наше видение человеческой ситуации. Жизнь – игра, в которой играют с символами, а убеждения могут быть не менее ярким символом, чем боевой стяг захватчика.

Наши статусные игры встроены в наше мировосприятие. Через них опытным путем мы познаем реальность. И когда мы встречаем кого-то, кто играет в игру, конкурирующую с нашей, нам становится тревожно. Если эти люди живут согласно набору противоречащих нашим правил и символов, они как бы подразумевают тем самым, что наши правила и символы, наши критерии притязаний на статус несостоятельны, а наш образ реальности – подделка. Эти люди сознательно отрицают ценности, на обретение которых мы тратим свои жизни. Они оскорбляют нас уже самим фактом своего существования. И стоит ли в таком случае удивляться, что встреча с носителем противоположных убеждений может восприниматься как нападение: статус – это ресурс, и его хотят у нас забрать. Когда нейробиолог профессор Сара Гимбел представила 40 участникам исследования доказательства того, что их крепкие политические убеждения ничего не стоят, ответная реакция мозга, которую она наблюдала, была «очень похожа на то, что происходит, если, скажем, вы гуляете по лесу и натыкаетесь на медведя».

Когда такое происходит, мы часто вынуждены искать утешения у единомышленников. Мы латаем пробоины, нанесенные своим галлюцинациям, лихорадочными разговорами, насыщенными целебными статусными формулировками: наши враги невежественны, безумны, они наци, феминаци, белые шовинисты, терфки[41], пацанчики, политактивисты, колбасники[42], хабалки[43], сжвшники[44], засранцы, ТП, мудаки, долбоебы, трепачи. Мы стараемся запустить когти в любую трещину, которую видим в их иллюзиях реальности, и чем больше таких трещин мы находим, тем меньше угроза их притязания на статус, потому что мы таким образом подтверждаем свой. Пробоина в восприятии жизни забита, вера в свою игру и свои критерии обретения статуса восстановлена и самоудовлетворенность вновь разливается золотистым теплом на нашем внутреннем небосводе.

Но тогда же иллюзия становится опасной. Она отражает разницу между нами и нашими соперниками и сплетает вокруг ситуации моралистскую историю, согласно которой соперники не просто не правы, они – воплощение зла. И это позволяет дальше поливать их грязью. Наше восприятие деформируется и приспосабливается по мере того, как мы мстительно вглядываемся в поступки врагов в поисках любого доказательства, обосновывающего наш переход к режиму доминирования. Исследования выявляют это в самых безобидных ситуациях: в одной нейробиологической лаборатории участники эксперимента, которым начисляли больше баллов за то, что они отсеивали синие фишки от красных, через несколько минут начинали лучше видеть синие. Так же происходит, судя по всему, когда мы заняты оценкой соперников. В ходе одного из исследований психологи предложили опрашиваемым сказать, нарушают ли законодательство участники протестов, которых им показывали на видео. В одном из случаев исследователи сказали, что на видео протесты против клиники, где делают аборты, в другом – против призыва на военную службу. Оценка законности поведения протестующих сильно зависела от того, разделяли ли испытуемые