Доктор Френч не стала спорить или возражать. Вместо этого она просто обняла Натали и прошептала ей на ухо:

— Успокойся. Успокойся, Нат!

Натали поняла, что через секунду расплачется. Но она собралась, глядя на стену перед собой, и не дала волю сле­зам.

* * *

Следующие сутки были для Натали малоприятными, хотя ее дыхание немного улучшилось. Она, конечно, ра­довалась тому, что ей удалось спасти мать и племянницу, но депрессия, вызванная новостью о состоянии ее легкого, продолжала усугубляться. Несколько раз приходила пси­хотерапевт и наконец смогла убедить Натали попробовать принимать легкий антидепрессант. Но кроме лекарства она попросила принесли ее ноутбук и почти все время, что не спала, проводила теперь в сети, читая о транспланта­ции легких, типировании тканей, гистосовместимости и о недавно принятой формуле, определяющей, кто может по­лучить этот весьма редкий орган, — показателе легочной совместимости.

Этот показатель, если упростить сложную термино­логию, определял вероятность выживания на последую­щий год. В математических уравнениях мало значения придавалось возможной инвалидности — речь шла толь­ко о вероятности смерти. И без того тягостное настрое­ние Натали стало еще мрачнее, когда она поняла, что даже вероятность того, что ее ждет смерть в ближайшем будущем, лишат ее призрачного шанса получить транс­плантат. Она может годами еле волочить ноги, борясь за каждый вздох, но это не шло в расчет. Качество жизни отступало на второй план, а основным становились коли­чественные показатели.

Впрочем, какая разница? Натали все равно не хотела пересадки. Она не хотела готовиться и ждать, не хотела операции, не хотела пить эти чертовы препараты против отторжения и страдать от их побочных эффектов. Не хо­тела провести остаток жизни под дамокловым мечом экстренной госпитализации в случае отторжения чужого органа. Жить, имея силы не больше, чем у помидора, или жить, поглощая таблетки, которые позволят чужому лег­кому не дать ей умереть... Большой выбор...

В довершении всех бед Натали снова начали посещать видения ужасов Рио. Без всякого предупреждения, полно­стью захватывая ее сознание, — обычно по ночам, но ино­гда и днем. Сцены эти никогда не были воспоминаниями, они являлись ужасом на уровне инстинктов. Появление их спустя почти месяц после действительных событий доктор Фирстайн не могла объяснить иначе как рециди­вом посттравматического шока.

Натали снова в своем полусне висела на заборе в тем­ном переулке, когда звук шагов вернул ее к действитель­ности. Она медленно открыла глаза в ожидании очередно­го репортера, хотя настоятельно просила охрану и сестер не пускать их к ней. Но вместо репортера Натали увидела свою мать, державшую в руках номер «Геральда» с боль­шой, на две страницы, статьей про нее, отважную спаси­тельницу. Позади матери стоял Беренджер, а рядом с ним, с каким-то пластиковым ящиком в руках, Терри Миллвуд, оба — самые частые посетители ее палаты.

— Привет, мам! Тебя уже выписали? И Дженни тоже?

— Да, еще вчера вечером. Мы живем у тебя, пока не ре­шили, что делать дальше. Сейчас с Дженни осталась моя подруга Зуки.

— Это хорошо. Думаю, меня не сегодня-завтра тоже вы­пишут, но нам хватит места и на троих.

— Я так беспокоилась за тебя! Как ты?

— Нормально, мама. Ты помнишь доктора Беренджера и... Терри?

— Конечно! Мы только сейчас говорили о тебе в холле.

Натали не хотела давать волю злости, но новости о со­стоянии легкого и возможной пересадке были еще слиш­ком болезненными.

— Мама, они оба хирурги, — сказала она. — Думаю, они показали тебе все бумаги о несчастном случае... Дом сго­рел полностью, сгорело все твое имущество... Ты и Джен­ни чуть не погибли. И из-за чего? Из-за твоего «Винсто­на»... Я знаю, как судьи относятся к табачным компаниям, помню, какое горе ты пережила, потеряв Элену, но я знаю и то, что ты палец о палец не ударила, чтобы бросить ку­рить. Ты делала все, что могла, для Дженни, и ты же чуть не погубила бедную девочку...

Такой долгий монолог забрал у Натали столько сил, что она едва дышала.

Эрмина не ожидала такого словесного натиска.

— Я... Прости меня, Нат! Мне очень жаль...

Натали не смягчилась.

— «Очень жаль»... Слишком мало, мама!

Эрмина вытянула вперед правую руку и покрутила в воздухе кистью:

— Ну хоть что-то хорошее есть, — сказала она с глупо­вато-застенчивым видом. — Я уже три дня не курю, и по­смотри — никотиновые пятна исчезли!

Беренджер и Миллвуд пробормотали что-то одобри­тельное, но Натали была непреклонна.

— Больше ты не будешь курить, мама! Ни одной сигаре­ты, — выпалила она.

— Обещаю! Я буду стараться.

— Ни одной! — снова повторила Натали, представив себе поврежденные альвеолы в единственном легком. На­конец она вздохнула и добавила: — Ну хоть вы с Дженни живы и здоровы, а это главное...

Дуг Беренджер подошел к кровати, поцеловал Натали в лоб и положил рядом с ней коробку шоколадных конфет. Потом он повернулся к Эрмине.

— Миссис Рейес, не могли бы мы, я и Терри, побеседо­вать с Натали несколько минут с глазу на глаз?

Эрмина, смутившись, но стараясь не показать обиды, пробормотала:

— Конечно! — и вышла из палаты.

— О тебе тут только все и говорят, — начал Беренд- жер. — Я слышал, что мэр и Сэм Голденберг собираются устроить что-то вроде церемонии награждения.

— Сделайте, что можно, чтобы поскорее избавить меня от этого.

— И у меня еще не было возможности поздравить тебя с возвращением в колледж.

— Спасибо. Хорошие новости я обычно праздную на искусственном дыхании. Это становится традицией.

Миллвуд поставил рядом с кроватью свой пластико­вый ящик.

— Это карточки с пожеланиями выздоровления, — ска­зал он. — Все любят такую замечательную героическую женщину, включая нас. Тут послания отовсюду, не только из Бостона.

Они встретились глазами лишь на мгновение, но Нат поняла, что друг почувствовал всю глубину ее меланхо­лии.

— Поставь их куда-нибудь в угол. Прочитаю, когда вер­нусь домой.

— Натали, — Беренджер дотронулся до ее руки, — у меня имеется одна идея, которую я хотел бы обсудить с тобой. У нас с друзьями небольшой бизнес — мы ремон­тируем многоквартирные дома и делаем из них кондо­миниумы, а потом продаем с небольшой выгодой. Полу­чилось так, что в данный момент мы закончили здание в восточной части Бостона и продали все квартиры, кроме одной, предназначенной для демонстрации. Это непло­хая меблированная квартирка с двумя спальнями. Я пос­читал бы честью для себя, если твоя мать и племянница поживут там, пока не урегулируют вопросы со страховой компанией и не найдут новое постоянное жилье. Квар­тира на втором этаже, и проблем с креслом-каталкой не будет.