— Немного хрипов в нижней доле, — сказала Френч, тщательно прослушав Натали, — но это неудивительно. Тут пришел доктор Хадави из анестезиологии, так что делай, как он скажет, и мы вытащим эту трубку в две се­кунды. Но если все пройдет не очень хорошо, мы не будем долго ждать и снова вставим ее обратно, понимаешь?

Натали кивнула. Потом, выполняя указания анестезио­лога, она напряглась, прокашлялась, и все — трубку выну­ли. Несколько минут она лежала неподвижно, медленно и глубоко дыша через маску увлажненным кислородом. Привыкая к этой перемене, Натали напряженно и со стра­хом ожидала появления признаков ухудшения дыхания и необходимости снова вставлять дыхательную трубку. Френч несколько минут внимательно наблюдала, а по­том поблагодарила анестезиолога и отпустила его. Натали лежала по-прежнему неподвижно, стараясь справиться с волнением и дышать нормально.

Что-то было не так.

Даже сейчас, через два дня, она ощущала запах дыма, засевший, очевидно, в носовых пазухах. Видела она все хорошо, но в глазах, несмотря на закладываемую за ниж­ние веки каждые несколько часов мазь, было неприятное чувство — ощущение песка. Главной проблемой, осозна­вала Натали, являлось ее легкое. Благодаря интенсивным тренировкам она почти восстановила свои дыхательные функции, но сейчас, даже при глубоком вдохе, создавалось впечатление, что ей не хватает воздуха. Не так сильно, что­бы это можно было назвать одышкой или испугаться, но Натали знала свое тело так, как знают только спортсмены, и понимала — что-то не так. Заметив выражение лица Рэй­чел, Натали догадалась, что врач того же мнения.

—Как ты? — спросила Френч.

—Даже не знаю. Вроде бы ничего.

—Выглядишь хорошо...

Натали заметила, как по лицу доктора пробежала тень.

—Выглядишь хорошо. Не это ли самое сказали Марии Антуанетте... перед тем как упал нож гильотины?

Пауза в середине предложения, которую сделала Ната­ли, чтобы вдохнуть, была необычной.

—Поверь, ты выглядишь гораздо более румяной, чем она, — улыбнулась Френч, — поэтому я и решила, что трубку можно вынимать. Но у тебя еще немного понижена степень усвоения кислорода, и в легком присутствует ос­таточный отек. Отсюда и трудности с дыханием.

—Думаешь, это пройдет?

—По большей части уже прошло.

—Но у меня обожжены альвеолы... Поэтому появился отек и понижено усвоение кислорода?

—Нет, ты надышалась дымом и горячим воздухом...

Натали почувствовала страх.

—И что?

Френч подняла изголовье кровати так, чтобы Натали могла полусидеть, и сама устроилась рядом.

—Слизистая трахеи, бронхов, а также альвеолы у тебя повреждены, это без сомнения.

—Понимаю, повреждены. Значит, этот отек — не про­сто реакция на... на раздражение легочной ткани дымом?

—В некоторой степени. Но в основном причина за­ключается в термической травме. Ты же знаешь, что при пожаре можно получить ожоги первой, второй и третьей степени? Так вот, именно это и произошло.

—Первая и вторая степень обычно полностью вылечи­ваются, — сказала Натали.

— Верно. Но ожог третьей степени поражает эпи­дермис и все остальные слои ткани. И ткань, получив­шая такой ожог, восстанавливается не в своем пер­воначальном виде, а рубцуется. Такая ткань, хотя и является некоторой защитой, теряет почти все свои функции, в твоем случае — способность осуществлять газообмен.

— Значит, вопрос в том, сколько... какая часть моего легкого получила ожог третьей степени?

— Пока что мы не знаем. Ты героиня, Нат, и с того мо­мента как тебя сюда привезли, я молилась, чтобы пораже­ние не было слишком обширным.

— Но точно ты не знаешь, — пробормотала Натали, больше для себя, чем для Рэйчел.

— Не знаю. Нат, то, что случилось в Бразилии, а теперь еще и это — слишком много для одного человека. Я не хочу, чтобы стало еще хуже.

— А что, может?

Френч задумалась, подыскивая правильный ответ.

— Мы не знаем точно объем поражения, поэтому мо­жем сказать, какой процент ожогов второй степени может функционально оказаться ожогами третьей.

— Боже! Что я могу сделать?

— Подождем неделю, потом сделаем анализы, назначим новое лечение.

— Не знаю... выдержу ли я это...

— Если ты заползла в горящий дом, чтобы спасти пле­мянницу, то выдержишь.

— Не знаю, — повторила Натали и сделала глубокий вдох, который, как ей показалось, наполнил легкое лишь наполовину. — Что если все окажется совсем плохо? Если поражение такое обширное, что я вообще не смогу дышать нормально?

Рэйчел посмотрела Натали прямо в глаза.

— Не нужно делать таких мрачных прогнозов. Ты мо­жешь так погрузиться в то, что могло случиться, что поте­ряешь всю силу воли.

— А ты не хотела бы знать, что будет дальше? Не хотела бы ты знать, сможешь ли когда-нибудь снова бегать?.. Или просто ходить, не борясь за каждый глоток воздуха?

—Успокойся, Нат! Прошу тебя.

—Ведь можно же что-то сделать!

—Ладно, скажу, — наконец решилась Рэйчел. — Сде­лать можно. Я взяла на себя смелость отправить образец твоей крови на типирование.

—Пересадка?!

—Я не утверждаю, что она тебе понадобится, но, как ты понимаешь, процесс может быть сложным и длительным.

—Да, я понимаю. Нужно, чтобы меня внесли в список.

—У нас есть региональный список, но это не совсем то, что делается для пересадки почек. Лист ожидания на пе­ресадку легких сопровождается еще и сложными матема­тическими расчетами, которые называются показателями легочной совместимости. Но пока еще не время говорить об этом. Я всего лишь дала ход этому процессу, потому что он требует много времени. Тебе пересадка может понадо­биться еще очень нескоро.

—Если я не буду в норме или почти в норме, — сказала Натали, — не думаю, что мне захочется жить.

Френч вздохнула.

—Нат, мне, наверное, стоило подождать с этой ново­стью... Извини!

—У меня первая группа крови. Я знаю, это самая не­подходящая группа для подбора трансплантата.

—Нат, прошу тебя!

—Я не собираюсь глотать иммуносупрессоры... каждый день до конца жизни... А еще побочные эффекты — список длиной в два фута... Инфекции, остеопороз, диабет, почеч­ная недостаточность...

—Слушай, милая, сделай глубокий вдох, соберись и выкинь все это из головы. Ты слишком забегаешь вперед. Я даже не знаю, будешь ли ты когда-нибудь...

—Буду ли я когда-нибудь в порядке, да? Ладно, пусть я не смогу снова бегать... Но учеба в ординатуре требует вы­носливости, не так ли? Стоять несколько часов у операци­онного стола... Значит, я не стану хирургом, если буду не в состоянии даже дойти до магазина за углом без одышки! Такое можно выдержать?