— Мда… Не повезло тебе, Глеб, — поежилась я. — Ты точно хочешь меня себе оставить?

— Замолчи уже, — оскалился он.

Домой мы вернулись, когда уже совсем стемнело. Я вылезла из машины и глубоко вздохнула. Стало хорошо, спокойно, губы сами поползли в улыбке.

— Как у тебя здесь хорошо, — вздохнула я и только тут сообразила, что мне чего-то не хватает. — А где моя машина?

— Ребята увезли, — Глеб вытащил с заднего сиденья пакеты и направился к крыльцу. — Ты идешь?

— А что они с ней будут делать?

— Продадут на разборку. А я куплю тебе новую машину.

В этом месте я споткнулась:

— В смысле? — Чтобы не упасть, пришлось рухнуть на колени. — Что я пила, Глеб? Не удается протрезветь.

Он бросил пакеты на веранде и сбежал за мной:

— Если бы ты пила, женщина, — подхватил меня на руки, и я схватилась за его шею. Он подкинул меня, устраивая удобнее, и медленно зашагал по ступенькам. — Как там новое белье?

— Не знаю, — моргнула я.

— Надо проверить…

— Ты обещал чаю.

— Я обещал пороть…

От этого его обещания стало невыносимо жарко. Я понимала, что пороть он меня не будет, но, странное дело, перспектива возбуждала. Хотя Глебу не нужно пороть, чтобы заставить меня сожалеть о смелости и кричать. Он умудрился открыть двери одной рукой, так и не выпустив меня из рук, прошел темную гостиную и направился в спальню.

— У меня голова болит, — заерзала я. То, что он собирался сделать — сгущало воздух до состояния меда, дышать становилось все тяжелее, но сегодняшние удачи в переговорах давали надежду, что и здесь я смогу щелкнуть ему по носу. Но я, похоже, ошибалась. Он уложил меня на кровать и потянул платье. — Глеб…

— Ты была такая смелая там, в примерочной, — он отбросил платье, развернув меня, как подарок, и принялся любоваться. Чертово кружево почти не ощущалось на теле, заставляя чувствовать себя голой. — Вот так гораздо лучше.

Я дышала все тяжелее с каждым вздохом и его движением. Хищник на охоте, не иначе — острый взгляд, уверенность, что все будет по его правилам, ни одного лишнего движения и суеты.

Когда он медленно провел рукой по животу и коснулся тонкого кружева, я прикрыла глаза, сдаваясь. Не смогу сказать ему «нет». Не знаю, почему… Может, это не имело смысла, и я тоже этого хотела? Нет, я хотела притормозить, продолжить теплый вечер у камина с чаем, а не вот так вот сразу в спальне…

— Глеб, я не хочу.

— Хочешь, я чувствую запах твоего возбуждения…

— Я не хочу так сразу, — открыла я глаза.

Он медленно втянул воздух, мрачнея:

— Даша, ты слишком быстро забываешь, с кем имеешь дело, — заговорил каким-то незнакомым голосом. — И, с одной стороны, это хорошо. Тебе, к счастью, не с кем сравнить, но мало кто из нас ставит перед собой целью остаться для избранной человеком. Мы играем в людей, но не можем делать это круглые сутки. Все мы ждем, что нас примут такими, какие мы есть. Я тоже жду. Но иногда, чтобы была надежда дождаться, мне нужно выпустить желание наружу. Я не сделаю больно… Я просто дико тебя хочу. И не могу ждать.

Каждое слово будто вгоняло гвоздь под кожу. Смысл сказанного, такой страшный… и будоражащий одновременно, вызывал дикую дрожь. Я и правда забыла, каким Глеб может быть. Он медленно поднялся, не спуская с меня взгляда, и, подцепив концы футболки, потянул ее через голову, обнажая тело, от вида которого дыхание сперло. Ну что я в самом деле? От такого парня любая бы сошла с ума от счастья, а я все… трясусь.

— А как ты объяснял царапины на заднице своим любовницам? — растянула губы в усмешке.

Мужчина одобрительно искривил уголки губ:

— Царапины на заднице — эксклюзивная привилегия, Даша. С тобой можно оторваться…

— А женщин, подобных тебе, разве нет?

— Есть… Но мне они неинтересны, — и он кинул джинсы на тумбу.

— Какой привередливый…

На самом деле с ним всегда страшно. Мне невыносимо хотелось дать деру от его приближения. Но я продолжала смотреть, как он нависает сверху, и дрожать.

— Трусишка, — огладил он бедро и вдруг потянул меня на себя, улегся на спину и усадил сверху. — Давай сама, если так боишься.

Я растерянно выпрямилась и сжала ноги, но Глеб не спешил мне помогать — новый вид его полностью устраивал. Глаза мужчины порочно блестели, взгляд почти осязаемо оглаживал чувствительную кожу, воспаляя каждый нерв под ней. В груди уже набух стон — только тронь, и я с позором спущу его с паузы. Что в таком состоянии можно сделать?

— Глеб, — голос порочно охрип. — Я… не знаю, что делать…

— Я — твой мужчина на ближайший месяц, — обрисовывал границы он, — не только я могу хотеть, ты тоже имеешь право… Ты испытываешь удовольствие. Получи его. Не думай о том, как выглядишь — ты выглядишь так, что сдохнуть хочется от счастья быть под тобой. Думай о том, как получить желаемое. — А он умел вдохновлять. — И эта хищница внутри — поверь, любит быть сверху.

Он ободряюще оскалился, а я тяжело сглотнула и заерзала, опуская ладони на его грудь. Взгляд скользнул по его идеальному прессу, напряженным мышцам, слух покалывало от тяжелого дыхания мужчины. Когда я скользнула пальцами вбок, он вздрогнул и сцепил зубы. И это вдруг завело так, что аж испарина выступила над губой, и я скользнула языком по верхней, слизывая капли. Глеб проследил за этим моим непринужденным действием таким взглядом, будто сейчас кинется…

…И кинулся.

Только я быстрее вцепилась рукой в его горло и придавила с возмущенным рыком обратно к кровати.

Что это было — решила не думать, бросаясь в безумие очертя голову, пока оно не схлынуло. Поцеловаться, кажется, не вышло — мы вцепились друг в друга на пике дикого голода: Глеб запустил пальцы в мои волосы, губы ошпарило от укуса, а низ живота — от горячего спазма, похожего на оргазм. Я открыла рот, хватая воздух, а он даже не потрудился снять с меня трусики — отодвинул ткань и ворвался внутрь, срывая стон с губ. Но особенно чувственно вышло касание мокрого кружева, когда он надавил жесткими пальцами мне между ног. Оно болезненно прошлось по вершинке удовольствия, и я вскрикнула и сжала ноги, изливаясь влагой ему на живот, а он вцепился в мои бедра, не давая прийти в себя и задвигался жестко и жадно, звонко ударяясь о мои бедра своими. Казалось, в таком сексе не выжить. Мы словно выдирали друг из друга то, что нужно другому, хлестали наотмашь вместо того, чтобы нежно гладить, кусались взамен поцелуев…

…Но вряд ли с ним можно было по-другому.

А еще… Мне нравилось. Было жутко, одуряюще страшно… но обменять это на что-то другое теперь казалось невозможным. Знакомое жжение лизнуло ягодицы, Глеб вскрикнул и запрокинул голову, стиснув зубы, открывая мне невероятный ракурс… и лишая контроля. Как я извернулась в его руках и сомкнула зубы сбоку на его шее — сама не поняла. Только вскрикнула, когда он вскинулся и одним движением подгреб под себя. А в следующий миг так больно грызанул между лопаток, что у меня чуть сердце не встало. Я закричала и забилась в его руках, разом теряя кураж и бросаясь в панику, которую он прекратил быстро и действенно — придавил к кровати и протяжно лизнул вдоль позвоночника.